Билл влетает в гримерку на сверхсветовой скорости  - после концерта от усталости включается скрытый резерв сил «дойти до дивана». Главное - принять позу расползшейся амебы, а потом уже откровенно все равно – хоть прыгай на нем, хоть гитарой по башке лупи – ни за что не встанет.
Билл падает на кожаную поверхность и прикрывает глаза.
- Воды, - тянет он хрипло.
Близнец не красив сейчас ровно настолько, насколько  совершенен во время фотосессий: косметика растеклась, безупречно уложенная лаком прическа превратилась в колтун, на лбу появились мелкие морщинки, он весь мокрый, как трюмовая мышь, а как же жарко ему там, под слоями гуманоидного жаркого костюма, и думать неохота. Неохота, но Том все равно думает – как по инерции, это уже привычка такая, иногда представлять близнеца без одежды. Нет в этом ни капли восхищения, скорее признание своего, родного.
Том протягивает брату бутылку, плюхаясь где-то рядом. Густав садится в кресло, а Йорки, вошедший последним и оценивший обстановку, просто оседает на пол и прислоняется мокрой головой к прохладной стене. Воздух словно звенит от жары, усталости и напряжения.
Билл пьет, шумно глотая, булькая, проливая капли за шиворот. Том терпеть не может в Билле вот эту неаккуратность. Конечно, ни одна фанатка не подозревает, что царь и Бог Билл Каулитц лепит жвачки в самых «труднодоступных» местах, чавкает, как скотина, когда ест, шумно пьет из чашки, и вообще свято верит в то, что «этикет» - это «какой-то американский репер, тебе же лучше знать, Томми». Том сам не знает, за что он любит этого гаденыша.
- Ты потише можешь, а? Голова и так разваливается, - шипит Том, стаскивая дюрагу.
- Не могу! – произносит Билл, и прищуривает глаза. – Так вкуснее.
- Вкуснее, а мне потом слюни глотать, что ты туда напускал!
- Какие мы брезгливые! Раньше это почему-то тебя не…. – Билл осекся, взглянув по сторонам и замолк.
– Кто вообще сказал, что я тебе оставлю?!
- Я сказал! – взревел Том, уже не сдерживаясь. Вот всегда так. И так уставший. Так еще и эта малолетняя гадость обязательно ввернет какую-нибудь фразу, за которую хочется вымыть ему рот ершиком и средством для чистки унитаза. – Потому что я тоже хочу, а в поле своего зрения я не вижу ничего подходяще мокрого и газированного!
- Ах, ты сказал…
- Сейчас точно поцапаются, ставлю пять баксов, - голос Густава доносится будто из другого мира.
- Да не интересно, ты все равно потом выиграешь, - отвечает Георг, разглядывая собственные ноги. – Денег на них, идиотов, жалко.
Близнецы одновременно поворачивают головы в сторону двери.
Георг пожимает плечами:
- Да вы не отвлекайтесь, продолжайте. Мы тихонечко… - и тут уж он вместе с Густавом начинает ржать.
Билл снова поворачивается к близнецу, как ни в чем не бывало, и отпивает из бутылки еще глоток.
- Том, скажи «минет».
- Билл, отвали, - Том тянет брата за ногу, пытаясь добраться до вожделенной минералки, но Билл ловко отпихивает близнеца, – Дай сюда, жалкий малолетний пи*дюк!
- Скажи, и дам воду.
- Ну, минет, и что?
Билл протягивает Тому бутылку, одной рукой вытирая круги от осыпавшейся туши. Вроде и подвоха никакого, но уголки губ его нехорошо подрагивают. Билл ложится поудобнее,  раздвигает острые коленки и выжидающе смотрит на брата, огладив бедра ладонями.
- Ну, вот и хорошо Том. Мужик сказал – мужик сделал, – Билл заразительно смеется и отворачивается. Потом он резко сдвигает ноги, спускает их с дивана, и ну совершенно невинно спрашивает: - Ну, я побежал?
И опрометью бросается за двери, почти на такой же скорости, как бежал сюда. Том бежит за ним, крича вслед что-то не слишком цензурное, и громко хлопает дверью.
Проходит пару секунд, и за стенкой что-то начинает шуметь – словно кто-то ритмично ударяет кулаком по стене. Желтая табличка с надписью «Tokio Hotel» дрожит на гвоздике от каждого удара, дрожит - и отваливается на пол с громким стуком.
Слышен грохот – Густав в приступе истерического смеха.
Они возвращаются через минут через пятнадцать, растрепанные, смеющиеся. У Тома из губы течет струйка крови – Билл неаккуратно потянул за пирсинг, но все можно будет списать на то, что подрались. Дыхание все еще неровное у обоих. А каким ему еще быть, когда адреналин зашкаливает, движения смазанные, змейки-пуговки чертового костюма царапают пальцы, скользкая и горячая кожа под руками…? Чтобы быстрей-быстрей, и никто не увидел и не услышал. К черту! И всю злость туда же, все раздражение за месяцы, проведенные в одном турбусе… Близнецы нашли способ избавляться от накопленных эмоций: когда они слишком много времени проводят вместе – нужно довести недо_близость до логического конца. После оглушающего оргазма, от которого уши у обоих закладывает, как-то и ругаться-то особо неохота.
- Ну что, выпустили пар?  - спрашивает Георг, взглядом указывая на взъерошенного Билла. У того на плече отчетливый красный след – не от удара, от укуса, Том постарался, когда удовольствие стало таким остро-невыносимым, что впору было кричать.
- Да, не хило я ему врезал, а? – гордо выпячивает грудь Том, хотя было бы что там выпячивать, господи…
- Врезал, врезал…Парни, ну кого вы слушаете?
- Билл, ширинку застегни, а? – попросил Густав, молитвенно сложив руки у губ.
- А…ой…ну да. Мужик сказал – мужик сделал же, чего вы ржете-то все время? – спрашивает Билл, пряча глаза и улыбку, и опасливо вжикает молнией. Том стоит, красный как помидор, все-таки нежелательно, чтобы друзья обо всем догадались. Но ощущение опасности все равно подстегивает, и Билл снова охота схватить и утащить куда-то в темный угол, а там уж…
- Жарко. Билл, где минералка?
Билл молчит, вспоминая, что когда убегал, нечаянно пролил ее на пол, задев ногой.
- Биииил?
- Беги, гаденыш, пока я тебя не догнал, - говорит Том, стараясь добавить твердости  своему голосу, но глазами все равно улыбается. И Билл понимает, без слов, и все оглядывается – а не слишком ли быстро я бегу?

Георг тихо хмыкает в кулак.
- Густ, когда мы им скажем, что под столом целая сумка с энергетиками и водой? – спрашивает Георг, вытягивая из тайного убежища сумку-холодильник, и наливает себе и другу освежающего холодного чаю.
- А оно им надо, Йорки? Когда уж подыхать будут от жажды, скажем. Ну а пока, - Густав прислушался – где-то в глубине коридора кто-то приглушенно стонал, - А пока не мешай простому человеческому счастью.
Густав поставил стаканчик на стол, который сразу же запрыгал  от ударов – ударов ли? – в стенку. Как-то так даже радостно и в такт.


THE FIN

Отредактировано Панацея (2011-04-05 00:04:16)

Привет, Кесь, спасибо, так приятно слышаааать=***

Я очень рада, что подняла вам настроение, спасибо!!!