Мелло просыпается, шумно втягивая воздух, и, оглянувшись, устало откидывается на подушку. Уже около полудня, а такой желанный вчера сон так и не принес облегчения. Он лег поздно – вчера, а точнее, уже сегодня, Мелло читал вырезки из газет по поводу серийного убийцы, дело по которому пришло пару дней назад. Вырезок было много, версий тоже. А разгадка была всего одна, и Мелло даже в беспокойном сне пытался догнать ее. Во сне он выстрелил разгадке в спину, чуть обтянутую белым хлопком. Он с наслаждением наблюдал, как по рубашке расползается кровавое пятно, но в закоулке сознания билась мысль, что – ошибся. И снова - упустил.
Вырезки падают с неба, как листья в ноябре, а Ниа встает, не обращая внимания на кровь и пулю внутри, поднимает с земли мокрую газету и смеется. Мелло просыпается в холодном поту. В его реальности услышать смех Ниа – невозможно. И слава богу, думает Мелло, свешивая ноги с кровати и одевает черный свитер.
Мелло ненавидит зиму и может объяснить это простейшей логической цепочкой. Зима - белый - холод-снег -Ниа. К этому имени припаивается только звено «ненависть» и круг замыкается. За окном сыпет, и солнце слишком яркое в отражении белых кристалликов.
- Ты чего? – спрашивает вошедший в комнату Мэтт. Он только что из душа, на нем нет рубашки, и Мелло зябко ежится, разглядывая обнаженное тело. Никакого возбуждения в нем не возникает. Друг трясет головой как собака, разбрызгивая капли по комнате. В нем вообще много собачьего. Взгляд, преданность, привычка трясти волосами и кусать Мелло за загривок, когда Мэтт его трахает.
- Кошмар приснился, - говорит Мелло, отворачиваясь, смотрит на пыльный экран телевизора, - Оденься, а? Простынешь.
- Волнуешься? – довольно ухмыляется Мэтт. – Или может, что-то еще? – и подмигивает.
- Не надейся.
Мэтт выходит, понурив голову. И снова в нем проскальзывает это неуловимое, животное – еще бы хвост ему, который сейчас он бы обязательно поджал – вообще картинка. Иногда Мелло задумывается над тем, что псине нужно хоть изредка показывать зубы. Мэтт раздражал своей покорностью.
На кухне гремят чашки.
Они живут вместе около полугода, как-то незаметно превратившись из верных друзей в таких же верных любовников. Впрочем, не от большой любви, а от регулярных физиологических потребностей и неимения никого больше под рукой. По крайней мере, с Мелло было именно так.
Мэтт – он замечательный, всегда думает Мелло. Он столько раз вытаскивал его из всякого дерьма, в детстве за проказы в Доме Вамми, что сейчас, когда проблемы стали посерьезнее, чем порка и ночь в углу. Мэтт всегда готов прикрыть Мелло от пуль, и в конце концов, думает Мелло, такая смерть его и настигнет.
Мэтт прекрасный любовник. Он знает все привычки Мелло до мелочей, знает, что лишний раз лучше промолчать – с Мелло пословица про золото действует всегда на сто процентов. Знает, как завести его так, куда нажать и где погладить, чтобы Мелло сломался и застонал. Знает, что по утрам Мелло не пьет кофе, а съедает кусочек шоколада и отправляется на задание. С ним очень удобно, с Мэттом.
И скучно, до тошноты.
Наверное, Мэтт тоже это чувствует, но почему-то никуда не уходит. Разве что на кухню, чай готовить.
Мелло залезает на подоконник, открывает окно, ежась от холода, и берет мятую, ни на что не похожую пачку – как в заднице побывала ей-богу. Достает последнюю сигарету. Только он собирается закурить, как в комнату заходит Мэтт. Черт. Какой же он...вездесущий, что ли.
- Я тебе шоколад принес, - Мэтт забирается рядом.
- Спасибо.
Они недолго молчат.
- Ты стонал ночью, - говорит Мэтт вроде бы ни к чему, но ведь всегда ощущаешь приближение того-самого, что вот сейчас будет скандал или серьезный разговор – и в животе щекочет нехорошо, будто ползает что, отнюдь не бабочки. Мелло почувствовал это, как только Мэтт сел рядом.
- А ты храпел. Я же тебе ничего не говорю.
- Сейчас говоришь.
- О*ебись.
- Ты стонал «Ниа, Ниа». Прямо как в приюте раньше, - невозмутимо продолжает друг, сверкнув глазами из под рыжей челки. – Я слышал всегда.
У Мэтта нехорошая привычка – улыбаться, когда ему плохо. Это раздражает. Мелло считает это лицемерием.
Мелло молчит. Не то, чтобы ему очень стыдно, просто сказать нечего.
- Ты же его хочешь, правда? Всегда хотел.
- Да. И что?
- А трахаешь меня. Забавно.
- Да почему…Иногда и ты меня, - Мелло пытается улыбнуться, но как у Мэтта у него не получается. Выходит гримаса, маска. Он смотрит на их отражение в зеркале и ежится. Не от холода, от отвращения.
- Тяжело наверное, не получать то, что хочется?
Для Мело это – как удар под дых, прямо в солнечное сплетение. Мэтт под*ебывает, напоминает, кто всегда первый, а кто второй, хотя знает, что эта тема запретная.
Мэтт скалится. Псы терпеть не могут, когда их Хозяева заводят других щенков.
Он толкает Мелло и прижимает к холодному стеклу спиной, торопливо расстегивая брюки.
- На меня смотри. На меня. – Мэтт не умеет приказывать и Мелло отворачивается, чувствуя грубые пальцы под хлопком трусов. Друг стягивает с него штаны резко, дергает вниз вместе с трусами, и кожа бедер покрывается мурашками от мороза. Мелло чувствует на своей щеке рыжие волосы, больше похожие на лохматую шерсть.
Он стонет от боли, когда Мэтт вгоняет в него два пальца, влажных от слюны. И ощущает сильный укус в шею. Наверняка будет гематома.
- Доказываешь, да? – злобно шипит Мелло, - Собственность помечаешь?
- Ты мой все равно, - Мэтт кусает еще раз, уже с другой стороны.
И входит в него, разом и до конца, отчего пятки Мелло вжимаются в его поясницу.
Он двигается медленно, размеренно, давая другу прочувствовать каждый сантиметр, входящий в него. Мелло возбуждается – поневоле, то ли от того что член упирается в упругий живот, то ли оттого, что Мэтт хорошо знает, под каким углом входить, чтобы его любовник видел звезды в январское утро.
Мелло хочется, чтобы это кончилось быстрее. Не только секс, а вообще все, но решает проблемы по мере их поступления – воскрешает в сознании ненавистный образ Ниа, платиновые кудряшки, бледную кожу, вечно большие пижамы… Мэтт двигается, рвано выдыхая, а Мелло стонет, его воспоминания заливает белым.
Мэтт кончает быстро, хватаясь за желтые волосы любовника. Он пытается мокро поцеловать Мелло, но он отворачивается, и губы скользят по щеке.
Мелло кончает глядя на белый снег.
- Сигарету верни?
- Что? – Мелло курит последнюю из пачки, выдыхая дым в потолок. Вот будто и не было ничего.
- Да ничего, - Мэтт лающе кашляет, и Мелло его щемящее жалко. Не сильно, но так, самую капельку. – Ничего, б*ядь. Знаешь, ты у меня нормальную жизнь отнял. Приручил так, что я без тебя не смогу, как не старался бы!
Мелло впервые видит такой спектр эмоций на лице друга. Впервые слышит такие слова. И его топит жгучее чувство вины и безысходности.
- Ты меня забрал, понимаешь? Меня всего – я теперь не Мэйл Дживас, я не Мэтт, я теперь просто тот, кто рядом с Мелло. Вон тот слева, ага… Ты все забрал, все – будущее мое, сердце, черт, да ты мне даже право надеяться не оставил!!!
Мелло молчит и дотрагивается до его пальцев. Извинятся – смысла нет. За такое не извиняются. Также как и прежде чем влюбится, не спрашивают разрешения.
- Поэтому…- у Мэтта срывается голос, - поэтому, б*ядь, сигарету хотя бы верни.
Мэтт курит, выдыхая клочковатый дым. Его глаза сухие и остекленевшие. Он больше не улыбается.
Где-то в конце улицы эхом раздается собачий лай.
THE FIN
THE FIN
Отредактировано Панацея (2011-01-27 18:01:03)
