Терпкий виноградный вкус на губах, пустые бокалы на полу.
Он здесь. Он рядом. Он принял. Он согласился.
Согласился быть с ним… принадлежать ему… хотя бы сегодня.
Бесконечно долгий поцелуй, прядь мягких темных волос в пальцах. Том обхватил его второй рукой за узкую талию, теснее прижимая к груди.
Комната плыла перед глазами, гул в ушах, похожий на шум водопада, не прекращался, сердце стучало в висках.
Ближе, нужно ближе.

Руки Билла нежно гладили его спину, приподнимая тонкий джемпер, иногда несильно проводя ногтями по коже, заставляя выгибаться и дразня и без того помутневшее сознание.
Он оторвался лишь на мгновение, чтобы сделать вдох.
Потемневшие глаза, запрокинутая голова, пылающие щеки, прерывистое дыхание.
До боли красивый… До боли чувственный… До боли родной… До боли далекий...

Билл свел брови, прикрывая глаза.
- Есть время… еще подумать… - словно каждое слово доставляло ему страдания.
Том зажал в ладонях его лицо и долго всматривался в него, пытаясь понять, с какими демонами он боролся. Билл хотел его. В чем бы ни была причина его сомнений, дело было не в том, что он не хочет. Том медленно встал и подал руку, помогая ему подняться, не отводя взгляда от его глаз.
- Отпусти себя, просто будь сегодня со мной, - шепот в рот и снова поцелуй… поцелуй… и, не разрывая его, путь до спальни… снимая друг с друга джемпера и футболки, расстегивая брюки и вытаскивая ремни.

Том аккуратно опустил его на кровать и навис, жарко целуя и проводя рукой по шее, ключицам и груди, вынуждая его дрожать от едва ощутимых прикосновений к голой коже. Мучительно медленно он повторил тот же путь губами, оставляя на прохладном воздухе остывать влажные дорожки, которых через минуту снова касался теплыми губами. Тонкое тело в его руках изящно выгибалось, длинные пальцы запутывались в дрэдах, с губ слетали еле различимые стоны.
Громче, нужно громче.

Он завел пальцы под резинку его боксеров и, слегка оттягивая, провел под ней, спускаясь по животу губами к краю расстегнутых брюк. И без того впалый живот втянулся еще сильнее, Билл, сделав глубокий вдох, замер, закусив губу, и перестал дышать. Медленно, открывая сантиметр за сантиметром, Том стягивал с него брюки вместе с бельем, покрывая горячими поцелуями каждый новый участок кожи, пока бедра Билла, лежащие на кровати, позволяли делать это. Дойдя до крайней точки, он поднял глаза, встречая взволнованный взгляд и, заставив его приподняться, стянул последние элементы одежды.
Билл сел на кровати, притягивая его к себе, целуя живот и начиная спускать расстегнутые джинсы, но Том перехватил его запястья и снова уложил на кровать, скрещивая его кисти над головой и прижимаясь к его бедрам.
- Хочу, чтобы ты снял их, - тихо и уверенно прошептал Билл, глядя на него блестящими, дьявольски черными глазами.
Том слегка приподнял брови.
- Что мне за это будет? – он качнул бедрами, проводя ширинкой по его члену.
- Все, что хочешь… - рвано выдохнув, Билл закрыл глаза и облизал губы.
- Абсолютно?..
- Да, - мягкий шепот, щекочущий нервы, - просто сними их и я позволю все, что угодно…
Грудь крепко прижималась к груди, и отчетливо слышался бешеный ритм сердца, неясно чьего.

Дважды просить не пришлось, под его пристальным взглядом Том за секунды расстался со всем, что на нем оставалось, и снова навис над Биллом, скользя взглядом по его телу и проводя рукой в дюйме от тех мест, которых хотел коснуться. Дойдя до живота, он перевел взгляд Биллу в глаза и, опустив руку чуть ниже, еле ощутимо провел двумя пальцами по гладкому члену и мошонке.
От этого прикосновения по его телу будто прошел ток. Он вздрогнул, выгнув спину, и опустился на одеяло, учащенно и прерывисто дыша, но Том не дал ему перевести дыхание, накрывая его рот поцелуем и уже увереннее опуская руку на его пах.

Билл задыхался от ласк, извивался, комкал одеяло, постанывая ему в рот. Горячий, страстный, с разбросанными по подушке волосами и искусанными губами… Он таял от каждого поцелуя и прикосновения, но ему было мало ласк… он хотел его, Тома, и Том это чувствовал, заводясь еще сильнее.

Скользнув вниз и устраиваясь между его разведенных ног, он провел языком по внутренней стороне бедра. Пальцы Билла сжали одеяло, легкий стон сорвался с губ, нарушая тишину спальни. Слабый свет из коридора растекался по темной комнате, давая возможность разглядеть его запрокинутую голову и открытый рот.
Том облизал ладонь и снова заскользил губами и языком по нежной коже на бедрах, по яичкам, обхватывая член рукой. Он несколько раз провел по стволу вверх и вниз и, обнажив головку, обвел ее языком, насколько возможно погружая ее в рот, чувствуя, как краска заливает его щеки.
- Тооом… - его имя, произнесенное срывающимся голосом, полоснуло по натянутым нервам, напрочь лишая стыда.
Что угодно, лишь бы он еще раз произнес его так. Вкус его смазки на губах, чуть терпкий и солоноватый… Вкус Его желания.
Он снова обхватил головку губами, заставляя крупную дрожь пройти по его телу Билла, но тот, вздрогнув, как будто к нему прикоснулись раскаленным железом, сжал колени, и потянул его за дрэды к себе. Наклонившись, Том провел большим пальцем по его губам и, целуя, снова прижал его к одеялу, заставляя развести ноги.
Скользнув рукой под подушкой, Билл коснулся его плеча чем-то холодным. Том посмотрел на баночку в его руке и поднял глаза. Глубокий откровенный взгляд, тяжелое дыхание…
Приблизившись к его губам, Том скользнул в миллиметре от них, заставляя его шире открыть рот, но не позволяя коснуться.
- Не спеши…
Но Билл, обхватив его лицо обеими руками, жадно прижался к нему губами, не отрываясь даже для того, чтобы вдохнуть. Такой напор и страсть поднимали в крови бурю адреналина, в ушах шумело, а низ живота заныл сладкой болью. Обнаженное горячее тело под ним извивалось и требовало действий. Том боялся, что еще немного и остатки рассудка покинут его, заставляя полностью отдаться инстинктам. Он нажал на колпачок под рукой, чувствуя, как по пальцам растекается холодная вязкая жидкость. Рука уверенно скользнула вниз, находя самое горячее место, пальцы коснулись маленькой дырочки, размазывая смазку, и пытаясь проникнуть внутрь.
Один.
Руки, держащие Тома за шею разжались и бессильно опустились, беспорядочно блуждая по постели.
- Да… - легкий выдох и тяжелое дыхание.
Том внимательно следил за его лицом, медленно скользя в нем.
Как узко, как горячо, как сводит с ума…
Почувствовав, что мышцы расслабились, он бережно ввел второй палец.
Лоб покрылся испариной.
На лице Билла не дрогнул ни один мускул. Закрытые глаза… приоткрытый рот, юркий язычок, периодически облизывающий пересыхающие губы.
Том провел по его растрепанным волосам, нежно и легко целуя нос, подбородок и скулы…
Он открыл глаза.
- Хочу…
Том потерся о его нос и поцеловал в уголок рта.
- Хочу, - повторил он настойчивее и, выдавив смазку себе на руку, обхватил член Тома, размазывая ее и глядя ему в глаза.
Едва не застонав, Том рвано выдохнул и отвел его запястье. Опираясь на вторую руку, он опустился чуть ниже, внимательно глядя на него...
Глаза Билла широко открылись…
Том вошел наполовину и остановился, чувствуя, как с силой сжимаются мышцы вокруг его члена, и готовясь в любую минуту выйти.
Как туго… Как же он терпит?..
Даже в полутьме было видно, как напряжено лицо Билла, но ни звуком, ни движением, он не дал понять, что ему больно.
Дав привыкнуть к ощущению, Том слегка качнул бедрами и почувствовал, как он подался навстречу, насаживаясь до основания. По спине пробежала дрожь, сводя с ума, от ощущения тесноты и жара его тела и от осознания, что он полностью доверился и отдался.
Первые самые тяжелые минуты прошли.
На смену напряжению на его лице появилась соблазнительная улыбка, глаза смотрели обжигающе и дерзко.
Слишком горячий, слишком красивый, слишком небезопасный.

Хотелось слышать его прекрасный голос… Знать, что благодаря ему Он так стонет...
Приподнимаясь на локтях, Том прижался к его члену животом и вошел, резко и до конца.
Глухой вскрик, переходящий в стон, пролетел по комнате. Билл выгнулся, как кошка, запрокидывая голову и хватаясь за одеяло.
- О, да… еще… пожалуйста… еще, - умоляющий шепот.

Но и без этой мольбы Том понял, что выбрал правильную тактику, и повторил движение. Пальцы вцепились в плечи, с силой сжимая их, Том прижался к его губам, чтобы не закричать самому.
Жадные страстные поцелуи и размеренные глубокие движения не давали восстановиться дыханию и заставляли сердце с удвоенной силой гнать по венам кровь. Два мокрых пылающих тела, не отрывая друг от друга горящих глаз, двигались в такт со своими ощущениями.
Одно на двоих движение, одно на двоих дыхание, один стук сердца.

Чувствуя скорое приближение оргазма, Том сжал зубы и замедлил темп, но Билл, так же почувствовав это, обхватил его ногами, крепче прижимаясь бедрами и заставляя его входить глубже. Любое движение могло стать финальным. Том почти замер, но Билл толкнулся снова, и, прежде чем мир исчез, он услышал полу-стон – полу-крик, и почувствовал, как руки крепче обхватили его шею, пытаясь погасить судороги, проходящие по телу.

Том так и остался лежать на его груди, тяжело дыша. Руки Билла все еще обнимали его, не давая возможности подняться, даже если бы он захотел. Но захотеть этого было невозможно. Он мог бы пролежать так всю жизнь, лишь бы слушать, как стучит Его сердце, и чувствовать, как длинные пальцы лениво перебирают дрэды на затылке.
Том приподнял голову.
Ресницы Билла были плотно сжаты, на губах застыла легкая улыбка. Почувствовав, что Том на него смотрит, он открыл глаза и улыбнулся шире.
- Спасибо, - тихий шепот, крепче прижимая плечи Тома к груди.
Том приподнялся выше, легонько целуя его.
- Это тебе спасибо, - он тоже улыбнулся и сморщил нос, чувствуя вязкую жидкость между их животами. – Нам надо в душ.
- Угу, только полежим еще немножко.

- Билли… - лицо старого слуги расплылось в широкой улыбке.
Билл точно так же солнечно улыбнулся и обнял его.
- Я так рад тебя видеть, Арчи.
- Здравствуйте еще раз, мистер Ноубел.

Дворецкий поклонился Тому и шире открыл дверь, пропуская их внутрь.
- Что у вас нового? – Билл отдал пальто подоспевшей горничной, радующейся ему не меньше Арчи.
- Взяли новую помощницу на кухню, Ингрид.
- Хорошенькая? – Билл улыбнулся и подмигнул Тому, за что получил неодобрительный многообещающий взгляд.

Дворецкий тоже улыбнулся.
- Хорошенькая.
- Как Маргарет? - он кивнул на девушку, забиравшую их верхнюю одежду.
- Герр Каулиц… - горничная покраснела и опустила глаза. – Вы же останетесь обедать? Кухня будет очень рада.

Билл повернулся и вопросительно посмотрел на Тома, который пожал плечами, без слов говоря «почему бы нет».
- Да, мы останемся. А отец дома?

Как будто отвечая на вопрос Билла, резко открылась дверь слева от лестницы.

- Арчи, почему так шумно в… - Герр Каулитц замер на пороге, оглядывая присутствующих.

Его вид говорил о том, что он был то ли зол, то ли чем-то обеспокоен. Увидев Билла, он задержался на нем долгим взглядом, выдохнул, прикрыв глаза, и развернулся назад к двери.
- Я буду обедать у себя в кабинете, - бросил он, не оборачиваясь, и вышел.

Том развернулся к Биллу, замечая на его лице саркастическую усмешку.
- Вот видишь, Том, сегодня нам как раз повезло.

Том перевел взгляд на помрачневших Арчи и Маргарет.
- Билли… Ты же знаешь, что он… - дворецкий удрученно покачал головой.
- Все в порядке, Арчи. Я и не ждал ничего другого, - он посмотрел себе под ноги. – Том, ты подождешь меня немного? Маргарет проводит тебя, я должен… Я приду через двадцать минут.
- Конечно, - Том постарался улыбнуться и ободряюще провел по его предплечью. - Все в порядке?
Билл тоже улыбнулся.
- Все так, как и должно быть.

Том допивал третью чашку чая, любезно принесенную Маргарет, и в который раз обводил взглядом роскошную гостиную. Билла не было уже сорок минут и все попытки узнать, где он, венчались полным провалом. Горничная на все его вопросы только обещала «передать, что Том о нем спрашивал». Не слишком информативными были ответы и на другие вопросы: почему герр Каулитц так ведет себя с сыном, и зачем было Биллу приезжать, если очевидно, что отец не желает и не желал с ним общаться.

Билл вошел как раз в тот момент, когда Том намеревался уже сам идти искать его.
- Прости, что заставил тебя ждать, - он виновато улыбнулся.
- Ты хорошо себя чувствуешь? – Том не мог не обратить внимания на то, что кровь отхлынула от красивого лица его парня, и теперь оно выглядело как маска.
- Да, я в порядке, - Билл обнял его и довольно прикрыл глаза. – Я заходил на кухню, там такой запах… Скоро будем обедать.
- Умм, и как там Ингрид?
- Ингрид?
- Новая хорошенькая помощница. Ты же на кухне был?
- А, - Билл растерянно улыбнулся. – Я не знаю.
- Точно?
Глаза Билла прищурились.
- Том?.. - улыбка стала шире. - Ты ведь ревнуешь...
- Я не ревную, просто ты оставил меня одного и сбежал почти сразу же, как услышал про хорошенькую девицу, тебя долго не было, и сейчас ты сам признался, что был на кухне…
- Ты ревнуешь.
- Я не ревную.
- Ревнуешь, - казалось, эта мысль так обрадовала Билла, что его уже совершенно не беспокоила необходимость оправдываться и объяснять свое отсутствие; он радостно смотрел на нахмурившегося Тома. - Я счастлив.
- Нашел, чему радоваться.

Брови Тома были сдвинуты, но губы сами расплывались в предательски счастливой улыбке: Билл смотрел на него и улыбался. Улыбался так, как Том любил: искренне и немного по-детски.
Том провел по его спине и прижал к себе.
- Ладно, забыли.
Билл уткнулся в его ключицы и потерся носом о шею.
- У нас есть минут десять до обеда, хочешь, устрою экскурсию по дому?
- Да, покажи мне свою комнату.

Билл вел его по дому, по пути рассказывая, что где находится. Пять спален, три комнаты для гостей, оранжерея в зимнем саду с огромными окнами от потолка до пола… Дом был создан для того, чтобы в нем жила большая семья с множеством детей, которые могли бы переворачивать его вверх дном, но сейчас ни в одной из комнат не было ни души. Том попытался представить себя на месте маленького Билла, играющего в прятки в этом огромном доме, но не смог. Невозможно играть в прятки в одиночестве. Самому Тому достаточно было выйти во двор, чтобы оказаться среди детворы, но вокруг этой усадьбы был сад и газон, обнесенный живой изгородью и кованой решеткой, а выход охранялся. Может быть, Арчи составлял Биллу компанию в играх?
Том представил чопорного дворецкого, скачущего по нарисованным мелом классикам, и хмыкнул от этой мысли. Билл повернул к нему голову.
- Ты чего?
- В этом доме когда-нибудь жил кто-то, кроме вашей семьи?
- Что ты имеешь в виду?
- Он слишком большой даже для трех человек, а сейчас твой отец практически все время здесь один… Да и прислуги у вас явно больше, чем необходимо.
- А… Раньше за столом никогда не обедало меньше десяти человек. Мои родители очень любили гостей и к нам постоянно приезжали их сестры, братья и друзья со своими детьми. У нас постоянно кто-то гостил. Здесь всегда было шумно и весело, - на губах Билла появилась грустная улыбка, не позволяющая до конца поверить в то, что ему было весело. – А сейчас это скорее привычка, чем необходимость, но иногда у нас останавливаются деловые партнеры отца, он по-прежнему устраивает приемы.
- То есть тебе было с кем играть?
- Ну да… - он неуверенно посмотрел на Тома.
- И что ты любил больше всего?
- Я не помню… наверно, читать.
Больше всего в доме, в котором всегда было шумно и весело, Билл любил читать.

- Вот и мои апартаменты, - он улыбнулся, открывая настежь двустворчатые двери.

Спальня скорее напоминала номер люкс в элитном отеле, чем жилую комнату.
- Ты не живешь здесь два года? – Том удивленно рассматривал богатый интерьер.
- Да, только ночую иногда по выходным. А что?
- Она не похожа на детскую или комнату подростка.
- Она никогда и не была похожа, сколько я себя помню.
- А где плакаты любимых групп, игрушки, рисунки?
Билл пожал плечами.
- У меня есть щелкунчик, железная дорога, заяц без одного уха и пара коллекционных кукол. Я забрал это все с собой, когда уезжал, и сейчас они в кабинете в моей квартире. Плакатов… я не помню, чтоб мне когда-нибудь хотелось повесить, а рисунки… Мама собирала мои фото и детские рисунки, но я не заходил к ней в комнату после ее смерти.

Том сел на кровать и откинулся на спину, рассматривая лепнину на потолке. В этой комнате Билл провел почти всю жизнь, но здесь нет ни одной вещи, напоминавшей о нем. Рамок с фотографиями «единственного любимого ребенка» не было ни в гостиной, ни в одной другой комнате. От этого почему-то стало грустно и немного обидно, как будто Билла здесь по-настоящему не было даже тогда, когда он здесь жил, словно, он был гостем в собственном доме.

- Значит, студия – единственная комната, в которой хоть что-то напоминает о тебе, – заключил Том, как будто продолжая начатую мысль.

Билл странно посмотрел на него.
- Я никогда не задумывался над этим…

Комната, по меньшей мере, семьдесят метров с двуспальной кроватью, тремя гардеробами и узеньким столиком-консолью для малыша шести лет, мальчика девяти, подростка пятнадцати…
В дверь раздался стук, обрывая мысли Тома.
- Да?
- Обед подан.

Столовая представляла собой довольно большой зал с овальным обеденным столом в центре. Здесь вполне могла бы заниматься хореографией небольшая балетная группа или учиться ставить палатки команда бойскаутов. От высоких потолков отражались звуки шагов, двигающихся стульев и даже стук приборов о тарелку. Комната была красиво убрана и обставлена со вкусом, но уютной ее можно было бы считать, если бы за столом сидели двенадцать человек, а не двое.
- Какое кино ты хотел бы посмотреть? – молчание в этом большом зале было настолько вопиющим, что хотелось разрушить его хотябы пустым разговором.
Билл улыбнулся, видимо, он тоже чувствовал дискомфорт, но почему-то не пытался его устранить, как будто смирился с тем, что для этого места это нормально.
- Не знаю… Я не следил за афишами, но не отказался бы и от чего-то старенького. Мне нравится «Форест Гамп»… или с Аль Пачино какой-нибудь фильм, у него все хорошие.
- Неплохой выбор, я тоже думал о чем-то таком, - Том кивнул, как будто ему было не все равно, что смотреть с Биллом.

Хотелось продолжить разговор, но, как назло, ни одной мысли в голову не шло. Он посмотрел на гения, методично расправляющегося с обедом, держа приборы тремя пальцами. Обстановка и молчание не действовали на него угнетающе, но он был необычайно тих.
В конце концов, не было ни одной объективной причины для плохого настроения, Том так же постарался выбросить из головы мысли о детстве Билла.

- Ну что, – Билл вытер губы и бросил салфетку на стол, - можем побыть еще или поедем?
- Поехали, пока нет дождя. Прогуляемся немного и в кино, угу? - Том улыбнулся и приподнял бровь.

Он с облегчением поддержал бы любое предложение, лишь бы поскорее увезти Билла из этого дома. Восхищение его великолепием, появившееся в его первое посещение, за последний час сменилось давящим чувством от его громоздкости и неуютности. Сам Билл здесь становился каким-то не таким, как будто радости в нем не хватало, чтобы наполнить такое пространство, и она растворялась, как капля йода в кувшине воды.

Листья с деревьев уже почти осыпались, на неасфальтированных дорожках в парке кое-где стояли лужи. Вороны огромными стаями перелетали с одного дерева на другое. Воздух был влажным и холодным, но дышалось намного легче, чем в особняке, как будто с груди сняли тяжелый камень.
Билл, кажется, тоже почувствовал это. Он шел, не глядя себе под ноги, и, высоко запрокинув голову, рассматривал сквозь длинные ресницы осеннее небо. Может быть, он пытался запомнить краски, а может, просто ему нравилось чувствовать, как влага оседает на его лице. Его рука была в руке Тома, и иногда он улыбался, переводя взгляд с неба на своего парня.

Этот день без зазрения совести можно было назвать одним из самых счастливых из тех, что прожил Том. Билл был рядом с ним и был счастлив, позволяя себя обнимать, целовать и делая то же в ответ. Том смотрел на радостное лицо своего гения и спрашивал себя, что же было не так в том доме у человека, который имел все, что можно было пожелать?.. Почему там он не был счастлив?

Билл умел быть счастливым, он умел искренне радоваться каждой минуте, проведенной вместе. Он умел забыть обо всем, что его беспокоило, забыть об отце, о работе и о картинах. Он был с Томом, он принадлежал Тому, принадлежал весь и без остатка.

Он сидел напротив в кафе, облизывая ложечку с мороженым, соблазнительно улыбаясь, и разрывался между желанием заказать еще один пломбир и оставить место в желудке для желе, которое Том приготовил для него.

Он бегал с Томом по лужам под дождем от одного кинотеатра к другому в поисках билетов, а потом жарко целовал холодными дрожащими губами в последнем ряду на фильме, названия и сюжета никто из них не запомнил.

Той же ночью он таял в руках от нежных поцелуев и бесконечных ласк… таких, какие Том еще не дарил никому и никогда и был уверен, что, кроме Него, больше никому и никогда не подарит.

Том смотрел на него и понимал: у человека, который имел все, что можно пожелать, в том доме было все, кроме того, что нельзя было купить.

- Привет, - Билл тепло улыбнулся и сделал пару шагов навстречу, выходя из-за мольберта.
Том подошел ближе, сжимая в его объятиях.
- Привет.

Казалось, тысяча лет прошла с тех пор, когда он мог вот так обнять его и стоять, не думая, что это неправильно растолкуют. Том не боялся проявлять свои чувства; желание коснуться Билла было таким сильным, что чей-то косой взгляд вряд ли мог его остановить, но осознавать, что они наедине, было совершенно особенным, ни с чем несравнимым удовольствием.
Билл приподнял голову, продолжая улыбаться для него.
- Готов приступить?
Том прикрыл глаза, наслаждаясь ускользающим моментом, и отпустил его.
- Готов.
- Чем хочешь заняться?
- Я хотел бы порисовать людей.
- Мне тоже кажется, что это вызывает у тебя определенные трудности. Как думаешь, чего тебе не хватает? В графике у тебя ведь не было таких проблем.

Том вздохнул, настраивая себя на работу.
- По-моему, все дело в оттенках… Мне иногда трудно определить, какой тон добавить, чтобы изобразить тень, лежащую на чем-то или сторону, обращенную против света. В графике все понятно, там темнее, тут светлее и все, а вот что добавить, скажем, к нежно-персиковому цвету, чтобы показать структуру или рельеф… но чтоб не изменился оттенок. Как губы у натурщицы, ты ведь был прав, они действительно стали синие, хотя я этого и не хотел. У меня обычно в тени выходит совсем другой цвет по сравнению с солнечной стороной, то более холодный, то более желтый…
Билл задумался и потер лоб.
- Я не смогу тебе это объяснить на пальцах… Но могу попозировать, а ты еще раз не спеша посмотришь, какие цвета в какие превращаются.
- Это было бы здорово. Не устанешь сидеть в одной позе?
- Я тоже буду рисовать. Так я хотя бы смогу долго сидеть на одном месте. Тебе ведь поза не имеет значения?
- Нет, конечно, тебя я и с закрытыми глазами могу нарисовать.
Билл улыбнулся.
- Когда ты успел так изучить мои черты?
- У меня было время.
- Хорошо, - он подтянул стул к окну, садясь спиной против света. - И я не против, если ты мне нарисуешь глаза побольше, - он прищурился, - но учти, что синие губы я не прощу.
Том многообещающе улыбнулся.
- Не волнуйся, я не собираюсь дважды повторять одну и ту же ошибку, в конце концов, выбор достаточно велик.*

Эти глаза, нос и губы Том рисовал уже сотню раз, и каждый раз они были совершенны. Билла рисовать было легко, как будто сам лист просил, чтобы на нем скорее появились тонкие черты идеального лица. Образ и позу Том набросал быстро, чтобы Билл смог сесть, как ему удобно, но с палитрой все обстояло гораздо сложнее. Несколько раз удавалось получить нужный оттенок, но когда он пытался смешать его снова, чтобы воспроизвести, выходил новый цвет.

Билл терпеливо ждал. Он закончил рисовать и отложил альбом, но остался сидеть на месте, не говоря ни слова и не поторапливая. Том был благодарен ему за это, вдвойне благодарен, зная характер Билла и ЧТО для него бездействие.
Через пару часов солнце повернулось и лежало уже под другим углом, освещая только край подоконника и часть стены. Тона и свет в комнате изменились, и смысла дальше рисовать не было. Том вымыл кисть и сделал знак Биллу подойти.

- О, это намного лучше, чем то, что у тебя получалось на занятиях.
- Да, но мне кажется, что все как-то слишком плоско что ли…
- Это потому что диапазона оттенков не хватает. Вот смотри, - он отошел за своим альбомом и снова вернулся к Тому, разворачивая его. – Видишь, один и тот же цвет у меня только в паре мазков, а уже меньше, чем через полсантиметра цвет изменяется, а потом снова и снова… Ты вот тут пытался повторить этот оттенок, но у тебя вышел другой, и это не удивительно. Даже у одного производителя краски из разных поставок немного отличаются по цвету. Чтобы этого не было, рисуй кожу, как траву в поле: общий тон зеленый, но оттенков много и в каждой травинке свой. Понимаешь?
Том дернул уголком губ.
- Не совсем.
Билл улыбнулся.
- Я знаю, что мы сделаем. Стань туда, - он махнул на стену, на которой еще оставалось солнце, и отошел к фотоаппарату, покоящемуся на треноге напротив натянутого белого полотна.
Том прислонился к стене, складывая руки на груди, и запрокинул голову, упираясь затылком в твердую плоскость. Послышалось несколько щелчков.
- Улыбнись.
- Для цвета это не важно.
- Для меня важно, у меня останется твое фото, и я бы хотел, чтобы ты на нем улыбался.
Том перевел на него взгляд и нежно улыбнулся. Снова раздались щелчки.
Билл снял фотоаппарат с подставки и подошел.
- Смотри, - улыбающееся лицо Тома на дисплее стало приближаться и многократно увеличиваться до тех пор, пока его на первый взгляд однотонная щека не превратилась в набор разноцветных квадратиков, бесконечно сменяющих друг друга. – Видишь?
Том взял в руки фотоаппарат.
- Думаю, я понимаю, о чем ты говоришь… - он несколько раз уменьшил и снова увеличил свое лицо. – А издали выглядит как два-три оттенка.
- На холсте это будут более крупные мазки, но суть от этого не меняется. У тебя появится объем и глубина, когда ты добавишь больше тонов.
- Я бы не скоро до этого додумался.
- Ты себя недооцениваешь.
Том перевел на него взгляд.
- Билл, тебе говорили когда-нибудь, что ты гений?
Гений тепло улыбнулся.
- Ну что, устал или еще порисуешь?
- Пять минут назад мне казалось, что я устал, но сейчас я хочу попробовать, что получится. Давай еще часок, тебе не надоело сидеть?
- Нет, все отлично. Хочешь, попрошу Маргарет сделать нам что-нибудь перекусить?
- Через час, а то солнце сядет.
- Его здесь не будет уже через десять минут, но мы можем устроить тебе солнце, - Билл показал на осветители в части студии, организованной для фотосъемки. – Ну, так что, хочешь есть?
- Хочу.

После перекуса «часок» растянулся почти на три. Билл был не против, а может, именно этого и добивался, вовремя дав Тому передышку. Люминесцентная настольная лампа подсвечивала мольберт, и Том не заметил, как за окном стемнело.

Для Билла это время тянулось гораздо медленнее. Свет мощной рампы ослеплял, хотя и был направлен на щеку, чтобы создавать тень с другой стороны, и перед глазами плясали цветные круги. Он незаметно сжимал ресницы, стараясь не жмуриться, чтобы не появились отпечатки от туши на веках: прибор беспощадно нагревал все, на что был направлен, и капельки пота, появившиеся через полчаса на висках и на шее, к концу третьего часа откровенно стекали вниз, намачивая и без того уже мокрую футболку. Только его лицо оставалось холодным и спокойным и, несмотря ни на что, бледным.
Том стоял слишком далеко и был слишком увлечен работой, чтобы замечать состояние своей «модели».

- Том, не возражаешь, если я отойду на две минуты? – он постарался сделать свой голос как можно более ровным и беззаботным.
- Да, конечно, - Том заканчивал проводить линию и мельком бросил взгляд на Билла как раз в тот момент, когда он, покачнувшись, схватился за спинку стула, чтобы удержаться на ногах. – Билл? Что случилось? – он уже шагнул к нему, но руки были заняты, и Том судорожно искал глазами, куда деть палитру.
Билл в несколько шагов оказался вне светового круга и развернулся к нему, поднимая руку в останавливающем жесте. Свет освещал теперь только его кисть с растопыренными пальцами и едва заметно дрожавшую тень от нее на полу.
– Погоди, я сейчас вернусь, и мы продолжим, все в порядке, - темные волосы на миг мелькнули в световом столбе, и он стремительно вышел, неосторожно хлопнув дверью.

Том удивленно перевел взгляд за окно и бросил кисти в банку, решая, что на сегодня хватит. Он прошелся по студии, рассматривая ее, и шагнул к месту, где сидел Билл. Свет ударил по глазам, заставляя отступить назад в привычный полумрак, но он взял себя в руки и снова шагнул вперед. Дрожь от непривычного тепла пробежала по загривку, спина моментально взмокла. Кровь хлынула к лицу, в ушах зашумело, а перед глазами заплясали зеленые и фиолетовые «зайчики». Он прикрыл глаза, устало проводя руками по горящим щекам.
«Глупый мальчишка! Боже, ну как можно быть таким…»

Дверь отворилась и аккуратно закрылась. В комнату вошел Билл. На нем не осталось косметики, волосы его были собраны в хвост, а челка на висках и на лбу была влажной, вместо футболки на нем была рубашка. Он улыбнулся.
- Я готов продолжить.

Том сложил руки на груди, опираясь бедром о спинку стула.
- Я придумал новый сюжет для своей картины.
- Какой? – Билл с недоверием посмотрел на него, неосознанно копируя позу.
- Картина будет называться «Последние минуты Орлеанской девы», но костер должен быть настоящим для большей реалистичности. Попозируешь?

Билл отвел глаза, закусив губу, и еле слышно выдохнул.
Оба молчали: один – глядя перед собой, второй – не спуская глаз с него. Каждый не спешил нарушить тишину, боясь ответной реакции другого. Том понял, что именно ему предстоит решить этот вопрос, и шагнул вперед, сжимая его в объятиях.
- Какой же мне попался глупый гений, - Билл услышал нежный шепот над ухом и с силой сжал джемпер на спине Тома.
- Прости…
- Никогда больше так не делай.
- Не буду, - он помолчал немного. - Покажешь, что получилось?
- Конечно. Идем.

- Вау...
Картина Тома не имела ничего общего с позирующим Биллом, кроме самого Билла. Парень в белой расстегнутой рубашке сидел на траве, прислонившись к огромному дереву за его спиной. Темные волосы каскадом спускались по плечам. Одна часть лица хорошо освещалась солнцем, а на вторую падала тень от листьев, как раз так, как была установлена рампа в студии. Он задумчиво смотрел вдаль, с застывшей на губах еле различимой улыбкой. На нем не было косметики, и выглядел он так же, как утром выглядит Билл, когда еще сидит в постели, а смотрел так, как он смотрел на свои картины… или на Тома за секунду до поцелуя.

- Похоже, мне больше нечему тебя учить, - Билл повернулся, и взгляд его был точь-в-точь как на картине. – Можно я оставлю ее себе?
Том хитро улыбнулся.
- В обмен на кое-что…
- На что же?..
- В твоем фотоаппарате ведь наверняка есть функция, когда он сам снимает через заданное время?
- Есть, - гений непонимающе смотрел на него.
- Можешь со мной сфотографироваться?
Билл закусил губу.
- Да я вообще-то не очень люблю…
Но Том его перебил.
- Брось, в этом нет ничего особенного. Я просто хотел бы, чтобы у меня была твоя фотография, а если бы ты был на ней со мной, то это вообще предел мечтаний.
- Зачем тебе мое фото, если я с тобой?
- Так не честно, - он покачал головой, - мое же у тебя останется… Или давай и его удалим. И никаких картин на память.
Гений улыбнулся и несколько раз кивнул.
- Ты знаешь, как добиться своего, да? Ладно. Я настрою свет, неси фотоаппарат.

Билл быстро и умело отрегулировал осветители и выставил время. На три минуты, фото со вспышкой с интервалом в пять секунд.
- Расслабься и постарайся не смотреть прямо в объектив, - он нажал что-то, заставляя красный огонек на аппарате мигать, и потянул Тома за рукав к свету.
- Почему?
- Потому что или с ним надо общаться, соблазнять и заигрывать, или будешь похож на античную статую с каменным лицом и пустыми глазами, не обремененными интеллектом.
Том рассмеялся и недоверчиво покосился на фотоаппарат как раз в тот момент, когда сверкнула первая вспышка. На этот раз рассмеялся и Билл, увидев его выражение, и согнулся пополам спиной к объективу.
- Представляю, что там получилось, - снова вспышка.
- Я понял, что не надо смотреть в него, но ты мог бы стать хотя бы лицом, - Том пытался придать лицу какое-нибудь подходящее для фото выражение и принять красивую позу, отчего выходило еще смешнее, потому что «дитя технической мысли», конечно, не собиралось дожидаться, пока они соберутся, и продолжало щелкать затвором в самый неподходящий момент.
Билл улыбался, сдерживая приступы смеха, и, может, как раз потому, что он оставался собой, фотоаппарат не мог поймать его в дурацком виде. Том понял тщетность своих попыток и потянул его за руку к себе.
– Иди сюда. Надеюсь, из тридцати шести кадров хоть один получится нормальным, - он улыбнулся, глядя Биллу в глаза. – Хочу, чтобы такой снимок у меня тоже остался, - его губы мягко коснулись сначала носа, потом щеки, уголка губ и, наконец, Билл, не выдержав его издевок, сам накрыл его губы своими.

Вспышка помелькала и перестала озарять студию, но этот тягучий и бесконечный поцелуй обрывать не хотелось. Руки Тома блуждали по спине гения, приподнимая рубашку и несмело гладя голую спину, как будто впервые.
- Я хочу тебя. Ты ведь останешься сегодня со мной? – Билл прошептал, почти не отпуская его губы.
- Все что хочешь.
- А ты чего хочешь?
- Быть с тобой, остальное не важно.

Билл оторвался, внимательно глядя в его глаза, провел по спине ладошкой и запустил ее в джинсы, начиная поглаживать и сжимать его зад. Том прикрыл глаза и сглотнул. Действия Билла одновременно возбуждали и пугали. В животе все скрутило, и на мгновение мелькнула мысль, что пришел его черед расплачиваться за прекрасные прошлые выходные. Вторая рука гения расстегнула ремень и ширинку и уверенно скользнула к первой. Щеки Тома заполыхали, он приоткрыл рот и почти не дышал. Билл следил за его лицом, нежно гладя и слегка разводя его ягодицы. Он дышал чаще и тяжелее и потянулся к губам Тома, захватывая то одну, то вторую. Том старался так же нежно и не спеша отвечать, но открыть глаза и восстановить дыхание не получалось. Он сделал все, чтобы его мысли не отражались на лице и в движениях, но Билл лишь усмехнулся, разорвав поцелуй, и, освободив руки, опустил ладони Тома к своей пятой точке.
- Ученик у глупого гения оказался ничуть не умнее, - он улыбнулся, глядя в растерянное лицо Тома, и, обвив его шею, снова поцеловал. – Никогда больше так не делай.
- Но…
- Я это делаю, потому что мне это нравится, а ты – потому что считаешь, что должен восстановить «справедливость». Меня никаким образом не задевает и не унижает то, что я снизу, я получаю удовольствия не меньше чем ты, а может и больше, так что все справедливо. Поэтому пока ты сам этого не захочешь, больше так не делай.
- Не буду, - все волнение, которое он пережил, с новой силой, выплеснулось в кровь, перерастая в сумасшедшее желание, с которым он прижал к себе гения.

Раньше Том всерьез никогда не задумывался о том, каково это может быть на самом деле, когда ты позволяешь кому-то то, что для тебя всегда было нормой. Внезапно замаячившая перспектива заставила иначе посмотреть на эту позицию, а слова Билла о том, что ему это нравится и доставляет удовольствие, поставили под сомнение то, что Том раньше считал единственно приемлемым для себя. Он не сомневался, что Биллу хорошо с ним. Его стоны, выражение лица, затуманенный взгляд и хаотично блуждающие по покрывалу руки не могли быть ничем иным, кроме проявления крайней степени наслаждения, но Том впервые подумал о том, что мог бы применить их на себя. Конечно, не будь это Билл, он даже не задумался бы, что такое возможно, но мысль о том, что он будет принадлежать Биллу так же, как Билл принадлежит ему, сама по себе волновала и заставляла трепетать, и Том решил, что когда-нибудь он скажет, что хочет этого.

_________________
Жан-Поль Сартр в оригинале звучит "Одну и ту же глупость не следует совершать дважды; в конце концов, выбор достаточно велик".