- Томми…
- Да, малыш?
Переплетая тонкие пальцы, как души между собой. Воссоединяясь в одно.
- Ты ведь никуда не уйдешь?
Мальчик вжался в грудь близнеца спиной, крепче сжимая переплетенные пальцы, почти до боли.
- Конечно, нет, малыш. Я всегда буду с тобой, пока ты жив…
- А дальше?
- А дальше… меня не станет.
Он слегка расслабил руки. Потом грустно улыбнулся своему отражению и коснулся губами горячего лба Билла.
- У него жар.
Голос почему-то прозвучал грубый, мужской, совсем не мальчишеский Томкин.
- Скорее! Жаропонижающее! – крикнул ещё какой-то незнакомый голос. Тембр приятнее, чем у предыдущего, но это все равно не Том.
- Билл! Билл!
Кто-то отчаянно тряс его за плечи. И кто это был, Каулитцу долго гадать не пришлось. Голос продюсера, до боли знакомый, взволнован. Глаза мальчишки медленно открываются…
***
- Что вы ему вкололи? Браун, я вас, черт возьми, спрашиваю! Что вы ему вкололи?
Дэвид тряс руками перед лицом врача.
- Герр Йост! – прикрикнул Браун в попытке успокоить. - Мы не давали Биллу никаких лекарств. Только снотворное, но перед этим мы тщательно проверили его на возможные противопоказания, оно не могло так подействовать!
Мужчина яростно теребил густую шевелюру на голове. Выглядел Дэйв ужасно: под глазами у него залегли темные круги, на щеках – трехдневная щетина.
Джон Браун смотрел на него с неприкрытой жалостью.
- Езжайте домой, Дэвид, отоспитесь, приведите себя в порядок и приезжайте завтра с утра, - положил ему руку на плечо врач.
- Я не могу ехать, зная, что мальчишка здесь почти в анабиозе, и что вы ему ничем помочь не можете.
- Дэвид. Тут психология. А психолог из нас двоих – я. Мне лучше знать.
- Да я не спорю, но…
- И вы ему тоже ничем помочь не можете, - перебил его Джон. – Поезжайте домой, герр Йост.
- Я приеду завтра, - сдавшись, он начал медленно собираться, - НО, - он сделал акцент на этом слове, - если что-то изменится – сразу сообщайте мне! Сразу!
- Хорошо. – кивком подтвердил свое согласие психотерапевт.
- Да завтра, Джон. – устало выдохнул Йост и пошел по длинному коридору к выходу из здания.
- Отдохните хорошенько, - крикнул на прощание Браун, - силы вам скоро понадобятся, - сказал он уже тише и с грустной улыбкой на губах отправился к себе.
***
- Мальчик в сознании? – Браун.
- Да, - санитар.
- Я хочу с ним поговорить.
- Здесь или отвести его в комнату?
- Нет. Он и без того еле на ногах стоит.
- Хорошо. Проходите.
Психотерапевт вошел в комнату своего нового, да, в общем-то, не такого уж и нового подопечного. С Каулитцем он был давно знаком. Жизнь рок-звезды с таких малых лет дала о себе знать, сказавшись на психике ребенка.
Они часто виделись. И вот, окончательно довели мальчика.
В комнате, как и всегда в комнате Билла, да, здесь у него уже была «своя» комната-палата, был порядок. Белые стены, широкое пластиковое окно – подарок министерства здравоохранения, из которого виден небольшой садик перед зданием лечебницы. Посреди комнаты лежал большой, массивный бордовый ковер. Местами прошорканый, местами съеденный молью.
На кровати, что находилась чуть поодаль от окна, сидел подросток шестнадцати-восемнадцати лет, с длинными черными волосами, в своей любимой белой пижаме. Он казался призраком в таком одеянии, единственное, что отличало его от полуживого – нездоровый румянец на щеках.
Браун сел на шаткий деревянный стул возле окна.
- Здравствуй, Билл.
Мальчик кивнул.
- А с Томом вы почему не здороваетесь?
- С Томом? – удивился врач.
- Да. Ну, вот же он! Рядом. – Билл указал на сидящего рядом брата.
Джон кивнул «в знак приветствия» и сделал несколько записей.
- Том – твой друг?
- Он – мой брат! И… - мальчик покраснел и смущено опустил глаза. – Томми, выйди, пожалуйста, - посмотрев на отражение, попросил черноволосый.
- Ты хотел сказать мне что-то наедине? – когда «Том вышел».
- Да. Понимаете, я люблю Тома. Очень. Он – как я, только лучше. Мое отражение в другом человеке…, - мальчик говорил и говорил, долго рассказывал про себя и Тома. Он говорил, что они уже давно вместе, что уже давно рядом и только недавно он осознал, что любит... брата.
Доктор Браун все с тем же спокойствием записал несколько слов у себя в бумагах и, поблагодарив Билла за разговор, ушел.
***
Вернувшись в свой кабинет, он обречено запустил пальцы в короткие рыжие волосы. После, сделав пару звонков, перечитал свои же записи и позвонил Йосту и вызвал к себе с утра. Разговор намечался не из приятных. Марта принесла успокоительное и стакан воды.
***
Они сидели друг напротив друга. Джон протирал очки тонкой мягкой тканью, Дэвид держался за колени, как за спасательный круг.
- Совсем никак? – с ноткой зеленоглазой надежды в серых как пепел глазах.
- От любви лекарства нет, - грустно покачал головой врач.
Причем здесь любовь?
Браун проигнорировал вопрос и, протерев второе стеклышко, налил себе стакан виски.
Второй стакан он протянул Йосту.
- Но…
- Нет, Дэвид. Ему уже ничем не помочь, - покачал головой Джон. - Это шизофрения. – и уже тише прибавил: - правда я впервые вижу, чтобы человек настолько отделил от себя и полюбил собственное второе «я», - повертев в руке пустой стакан, он поставил его на стол и вытащил из ящика стола завалявшуюся пачку сигарет.
- Он, что? – глаза то ли от испуга то ли от удивления широко распахнулись.
- От такой любви лекарства нет. Мне очень жаль, Дэйв. Ему уже ничем не помочь. Ничем, - и доктор Браун, впервые за всю свою жизнь, закурил.