Я, молча, разглядываю выстираную подушку, где синие цветочки уже превратились в какие-то грязно-голубые и неприятно режут глаза. Для меня, с моей любовью ко всему совершенному, они выглядили отвратно и вообще смотрелись как расчесаные язвы синего цвета. Хотелось пойти в туалет и блевануть хорошенько на старый желтоватый унитаз. Одним глазом я наблюдал за усердно дрочащим Биллом, второй же утопал в мягкой, но тошнотворной подушке в синий цветочек.
Я уже говорил, что меня тошнит? Да? Ну, повторю еще раз. Меня тошнит. Даже от себя, а этот придурок, сейчас протянул ноги и дрочит. Рука двигается всё быстрей, а мой глаз следит за ней. Невольно опускаю взгляд на чистые пятки брата и аккуратные ногти. Морщу щеку, которая утонула в подушке. Тело уже затекает, я лежу на животе, но голова была чуть-чуть повернута для того, чтобы следить за конченым братом.
Билл противно, по-бабьи стонет, почти визжит и кончает себе в руку, падает на спину и так лежит несколько секунд. Потом берет простынь и вытырает свою руку о нее.
- Ты что идиот, что-ли? – Спрашиваю. Тошнотворная подушка в синий цветочек скрадывает звуки. Вопрос прозвучал глухо и не так угрожающе, как хотелось бы.
- Что ты там проблеял? – Спросил брат, морщась и нюхая руку, которую только что вытер. Меня тошнит. От ужасной подушки в синие расчесаные язвы, простыни в сперме брата и от самого Билла. Хотелось взять его за чёрные волосы и разочек стукнуть об бетонную стену. Чтобы это красивое лицо исказилось болю и залилось кровью.
- Иди нах*й, - говорю зло и поворачиваю голову так, чтобы оба глаза смотрели на Билла, шея неприятно хруснула. По телу как будто прошли небольшие разряды. Сразу начала шуметь в ушах, но потом, буквально через пару секунд, перестало.
- С удовольствием, - отвечает Билл и поднимается с простыни, виляет плоской задницей и идет в душ. Слышу, как гудит кран и как плещется вода. Закрываю глаза. Вода выливается из крана, попадает на тело Билла, стекает по соскам, по впадинке пупка, ниже, по члену, по длинным и стройным ногам и завершает свой путь в отверстии ванной. И так по кругу…
Голова на редкость забита тупыми мыслями. Открываю один глаз. Он цепляется за тошнотворный синий цветок и я, уже почти не сдерживаясь, хочу блевать. Открываю второй глаз и на заднем плане возникает простынь в сперме брата. Тупо смотрю и понимаю, что если придет Билл – я блевану. Вдыхаю воздух носом и у меня начинает чесаться правая ноздря, то ли из-за пыли, то ли из-за гадкой подушки. Я понимаю, что если сейчас чихну, то заляпаю простынь еще и крапинками слюней и соплей, и потом точно блевану, сразу после того, как зайдет мой придурочный брат.
Оглушительно чихаю, заляпав простынь и угол подушки своими выделениями, потом шмыгаю носом и появляется ощущение, будто он забит соплями. Хочется харкнуть, но я понимаю, что сейчас буду блевать, потому что слышу, что брат закрывает кран и шлепает босыми ногами по паркету. Голый брат заходит в комнату и ложится прямо задницей на свою сперму и правым плечом на мои слюни. Я оборачиваюсь к нему задом и чувствую, как к горлу подкатывает тошнота. Знаете, хотеть харкнуть и блевать – это страшно. Нос забит и дышать нечем, а желудок уже скручивает спазмами и сьеденый вчера картофель фри выходит из меня. Я блюю минуты с три, потом переступаю через гадкую кучу на полу и иду в ванную. Там как всегда полно воды. Я жмурюсь и меня опять тошнит.
Перед глазами стоит Билл, простынь в сперме и моих слюнях, подушка в синий цветочек и мне хочется плакать от своего положения. Я отдаюсь жалости к себе, сажусь на крышку унитаза и начинаю безбожно реветь. Сначала слёзы застывают в глазах, но потом, как будто по наитию начинают капать. Холодные и липкие, как вчерашний бульйон из холодильника, мне гадко. Отвращение к самому себе и Биллу перебивает отвращение к простыни и подушке в тошнотворные синие язвы.
Я, даже не вытирая слезы, иду назад в комнату, ложусь на свою подушку и смотрю на голого брата. Тот тоже задумчиво смотрит на меня.
- Может тебе отсосать? – Спрашивает, кусая губы.
- Как хочешь, - отвечаю я, в глубине души надеясь, что он сейчас раскроет свой ротик и возьмет у меня в рот.
Билл молча садится мне на колени, снимает футболку и целует в губы, я лениво отвечаю, двигаю языком, пытаясь укусить Билла зубами за язык. Не получается. Потом брат снимает с меня штаны, я легко приподнимаю задницу и ноги, штаны летят в противоположный угол. Потом и боксеры следуют за ними, а я лежу, прикрыв глаза. Билл целует мою шею, кусает мочку уха с громким чмоком.
Потом обсасывает мои соски так, что, кажется, как будто слюна стекает по его подбородку и по моему телу. Я чуть заметно морщусь, но физически я уже возбужден. Брат спускается ниже, обводит языком пупок и целует мой член. Стягивает кожицу вниз и берет в рот головку, облизывает ее, потом дует холодным воздухом, отчего я тихо мычу и меня подкидывает от наслаждения. Билл проводит пропирсигованым языком по всей длинне члена. Контраст горячей плоти и холодного метала выводит меня из себя, это очень приятно и у меня немного чешется правая лопатка, пробиваясь сквозь желание кончить. Но я забиваю на это и Билл продолжает отсасывать, то заглатывая член так, что он упирается ему в глотку, то легко посасывать, как конфету.
Я открываю глаза и меня начинает тошнить от брата и от себя. Мы моральные уроды, мы конченые придурки, но сейчас мне насрать. Оргазм накрывает меня и с гортанным криком кончаю. Билл высасывает из меня всё, до конца. Гадко облизывается и лезет ко мне целоваться. Мне противно, я грубо отталкиваю его.
- Ты чего? – Спрашивает брат. Я чешу правую лопатку и морщусь.
- Ничего. Спасибо, - отвечаю я, не находя что ответить.
Билл ложится на кровать рядом со мной. Я, молча, ложусь на живот и смотрю на тошнотворную подушку в синий цветочек. Больше ничего.
Есть только наше с братом общее сумасшествие и моя ненависть ко всему миру и к себе в отдельности. Только она помогает существовать двум таким червякам, как я и брат. Холоднокровные ящеры, апатичные, гадкие, сумасшедшие. Я и брат. Идиоты. Тошнотворные.