Начинаю замечать, что все мои последние произведения одно бредовее другого. Вышло нечто совершенно безумное и уму-разуму не поддающееся, размышления, переплетённые с повествованием, философия, далёкая от рациональности... Самой бы разобраться в этом. Уважаю того, до кого допрёт смысл (мне потом объясните Х))
Если вы не смотрели "Влюбись в меня, если осмелишься", понять будет ещё сложнее.
Конечно, куда мне до Достоевского с его "Преступлением и наказанием" и до Чехова с его "Палатой №6" - чтобы читая произведение, читатель как будто бы сходил с ума. Я-то сошла, но вот удастся ли мне передать это вам... Вобщем, если тут всё плохо - скажите прямо) Это спонтанный коротенький рассаз, нарисованный моим воображением в три ночи, вытянутый из сонной мечты. Я думала пару минут, потом-таки встала - благо комп был включен - и села писать. Сегодня утром перечитала - исправила только пару оставленных впопыхах грамматических ошибок, а всё остальное - моё ночное...

БЕЗУМИЕ

…Счастье в чистом виде. Грубое, природное, вулканическое. Это было лучше всего.
Лучше наркотиков, лучше героина. Лучше, чем допинг, кокс, крэк, дурь, гашишь, конопля, марихуана, ЛСД, кислота и экстази.
Лучше, чем секс, фелляция, групповуха, мастурбация, тантризм, камасутра, 'тайская тележка'.
Лучше, чем арахисовое масло, бананово-молочный коктейль.
Лучше, чем трилогия Джоджа Лукаса.
Лучше, чем все 'Мапед-шоу'.
Лучше, чем конец 2001 года.
Лучше, чем виляющая бедрами Мерилин, Лара Крофт, Наоми Кэмпбелл, и лучше, чем родинка Синди Кроуфорд.
Лучше, чем соло Хендрикса, чем шаги Нила Армстронга по Луне, чем хоровод вокруг елки, чем состояние Билла Гейтса.
Лучше, чем все трансы Далай Ламы, чем все уколы тестостерона Шварценеггера и колагеновые губы Памеллы Андерсон.
Лучше, чем Вудсток и оргазмические рейвы.
Лучше глюков Де Сада, Рембо, Моррисона и Кастанеды.
Лучше, чем свобода.
Лучше, чем жизнь.
(к/ф “Влюбись в меня, если осмелишься”)

Мои глаза – влюблены в кино. Сейчас… В них блестят и слёзы, и счастье, боль, возбуждение, безумие… А он то и дело отворачивается от экрана и смотрит в мои глаза. Его глаза – влюблены в мои. Смешно…
Смотри, эти двое целуются и обнимаются, а сверху льётся жидкий бетон… Он по щиколотку, по колено, по пояс, по грудь… А эти двое лопочут какую-то чушь о любви. Дураки… Чтобы всегда, что ВЕЧНО  быть вместе, они хотят себя забетонировать…
Ну же, шок… Ну взгляни туда, ну же?.. Видишь?
Экран чернеет, по нему плывут титры, такие белые, под французскую музыку. А мои глаза всё ещё распахнуты – я пытаюсь понять их. И, кажется, понимаю…
Поворачиваюсь к нему. Он, я знаю, уже давно смотрит на меня, улыбается… Возвратиться к реальности – возвратиться в его улыбку. Так чем же моя реальность хуже этого кино?
Я теперь люблю реальность.
- Ты как кенгуру на севере увидала, - смеётся он. – Ну, чего?
И я улыбаюсь. Он любит, когда я улыбаюсь, и сейчас же, незамедлительно наклоняется ко мне и целует.
Вы бы только знали, как это здорово: сидеть на полу у дивана, опираясь на него спиной, и смотреть кино! С ним – его рука обнимает меня крепко и ласково, а я кладу голову на его плечо. Так тепло и уютно… Иногда я смеюсь, иногда он, чаще – вместе. Я смеюсь и утыкаюсь лбом в его плечо или шею – он говорит, что ему это нравится. Посмеивается он – и я смотрю на него, на его губы, изогнутые в улыбке, обнажившиеся ровные зубы, два маленьких фильма в каждом сияющем глазу – и я улыбаюсь тоже.
- Ты любишь меня? – я отталкиваю его и заглядываю прямо в голубые глаза.
- Люблю, - мягко отвечает он.
- А доказать? – я хитро прищуриваюсь. – Слабо?
Он усмехается.
- Как?
И снова эта добрая улыбка, а в ней я ясно вижу: он не понимает, чего я хочу. Ведь я часто несу всякий бред, а он должен слушать – и ведь терпит, любит потому что. А понимает далеко не всегда. Предпочитает знать свою задачу чётко. Тоже мне, военный… И ведь гордится этим.
Ну и ладно.
- Ты - суровый реалист! – заявляю я. – Даже в любви.
- Кто реалист? – возмущается он, посмеиваясь. – Это я – реалист?!
- Ты!
- А звёзды – помнишь?
- Это был сон, к тому же – два месяца назад.
Ха! Я на поле с ромашками, на небе – радуга, а потом наступает ночь – и мы лежим, обнимаясь, и смотрим на звёзды. Ну вот что у него за фантазия?
Хотя мило, не отрицаю…
- Глупая ты… - шепчет он, заставляя меня посерьезнеть, и снова целует, закрыв глаза.
Ладно, ладно…
Рука медленно скользит с талии на бедро, а его губы спускаются к моей шее. Он странный. Я ведь всё знаю. И что он никогда не позволит себе лишнего, потому что не только любит меня, но и уважает. Мы можем остановиться, а можем и не остановиться. Иногда я могу предсказать, что будет дальше, но когда он начинает меня целовать – Ванга внутри меня напрочь отрубается. Он хочет. А что самое интересное – я тоже хочу. И я даже не боюсь. Это всё мои глупые причуды.
- А чем я пахну? – не открывая глаз, интересуюсь я, чувствуя его нос в моих волосах, чуть ниже мочки уха.
Он касается лбом моих губ.
- Собой, - отвечает. – Немножко духами и… совсем чуть-чуть мной. Капельку.
- Различаешь? – неразборчиво – его лоб у моих губ.
- Ага, - усмехается. – Я хочу, чтобы ты пахла мной. Немного больше.
Я прижимаю его к себе сильно-сильно. Горячие губы – снова на моей коже, и внизу живота, кажется, что-то зашевелилось. Он валит меня на ковёр, целует, касается, скользит, гладит… Как бы расслабиться?  Сбивается дыхание – у него, у меня. Движения нежные – тела немного дрожат. Я позволяю ему. Я всё ему позволяю – слишком доверяю.
Он снимает одежду с меня – в сторону, снимает с себя (сам) – в сторону. Смешной такой, серьёзный. Взрослый. А вы что хотели? Ещё два с половиной годика – и совершеннолетний по-американски. Или я тут… Малышка, школьница… Глупое дитё. Поступать в этом году – а на уме какие-то непонятные мысли. Какая-то вся угловатая, странная: вроде – девушка, а вроде – и девочка ещё… А я всё равно люблю. И он всё равно любит. Я не знаю почему.
Я доступная для него – он это знает, он просто не знает порой, как ко мне подступиться. Я вся его, для него – он знает. Секс – что-то странное для нас. Его пока не было как такового, и пока он существует как нечто забавное и нематериальное. Если он будет – то неужели что-то изменится? Я даже не знаю, хочу ли я что-то менять…
Отрывается от меня и смотрит сверху – да, чёрт возьми, на мне нет одежды, но я не стесняюсь – ничуть. Может, потому что на нём тоже нет одежды?
Такой смешной. Любимый.
Он улыбается. Чуть прищуривается – а глаза голубые-голубые, светлые и нежные. Я люблю их. Люблю его изящно изогнутые брови, его светлые ресницы, его тонкие губы и родинку на подбородке… И даже эту небольшую щёлочку между верхними передними зубами – она делает его непохожим на всех. И благодаря ей он умеет так здорово свистеть, так, что какой-то там Соловей Разбойник нервно курит в сторонке дамские сигареты. Не знаю, почему именно дамские. Просто захотелось.
И я улыбаюсь.
Несмело, смущённо чуть-чуть проводит руками по плоскому животу и бёдрам. Чуть хмурится, зачем-то сглатывает едва заметно. Он ведь сейчас это сделает. Он ведь сейчас займётся со мной сексом…
- Ты что, собираешься сделать это со мной прямо сейчас? – вдруг восклицаю я. – И здесь? На полу, в моей комнате, вот так вот запросто, даже без презервативов?!
Он качает головой, усмехаясь.
- Ты сама говорила, что хочешь авантюры. Причём какой именно – не уточняла.
Дурак… Как же я его люблю…
- Я, между прочим, девственница, - с надменным видом сообщаю я. – А тут ковёр. Ведь кровь будет – и кирдык ковру. Дааа, а ты что думал?
- Тьфу ты блин! – пытается проговорить он с досадой, но не может – смеётся. А я знала, что он будет смеяться. Ну не сердиться же, в самом деле?!
- А мы бы смогли… - вдруг вспоминаю я, - как они? – киваю на монитор, на котором уже давно кончились титры и светились только всякие окошки аськи и агента, заваливавшие меня дурацкими сообщениями.
- О Господи… - тянет он, закатывая глаза и показывая шутливо, где у него уже сидят все мои странности. – Что «как они»?
- Замуровать себя в бетоне? Навсегда? – я склоняю голову. – Мы бы смогли?
- Это у них – романтика, - усмехается он. – В кино. А в жизни нашей это – сумасшедшая глупость. Как бы назвали этих двух дураков, сделай они такое не в кино, а в реальности?
- Ну да, ты уже сам назвал, - насмешливо кривлю губы.
- Дураки, - повторяет он.
- В этом-то всё и дело! Всё, что обычный человек зовёт безумием – это просто ВЫШЕ его понимания, ВЫШЕ его разума! Сумасшествие – выше! Любовь – чем не сумасшествие?
- Любовь можно понять.
- Только обычную, земную, человеческую… А это – безумная! Ты не понял…
Я замолкаю и, отталкивая его, обхватываю колени руками. Улыбаюсь. То ли грустно, то ли смешно.
- Ну, а с этим-то что делать? – интересуется он, указывая куда-то вниз, ниже живота.
Я опускаю глаза туда и вдруг начинаю громко хохотать. Безудержно, громко, не сдерживаясь…
- Что хочешь… - еле выдавливаю из себя эти два слова.
- Не смешно, - сквозь его досаду явственно слышен смех.
Я резко встаю на колени, на них приближаюсь к нему и бросаюсь ему на шею. Прижимаюсь своим телом к его голой тёплой груди, чувствую кожей эту его смешную штуку между ног… Не скрываю, рада, что я могу вызвать у него такую реакцию, но сейчас мне не до этого.
Я сжимаю его шею – крепко-крепко, впитываю запах, утопаю в тепле и его руках, люблю его, люблю… Разве это не…?
- Это всё безумие! Всё вот это… - обрывисто шепчу я. – И ты, голый, и я, голая, и полутьма, и духота, и полоски света, и ковёр, и кино, и всё, всё вокруг… Безумие, понимаешь?.. Безумие, безумие… Яркое, жаркое, много красок и цветов, много шума и тишины, и сразу всё, всё, ВСЁ, что возможно и невозможно в этом мире – всё здесь и сейчас… И то что я люблю тебя, и то что ты меня любишь… Безумие? Да… Как такое могло произойти? И ведь произошло же… Потому что я – сумасшедшая… Мне стоило только захотеть – в моем мире ты – мой. А если ты мой в ЭТОМ мире, значит, этот мир и есть МОЙ мир!.. Видишь, безумие? Абсолютное… безумие… Понимаешь? Понимаешь?.. А… ну да. Ты рациональный, реалист. Ты не поймёшь. Ну и пусть. Зато ты мой. А я – безумная, а значит, я тебя удержу. Навеки. Наш бетон, который соединит нас. Безумие…
Громкие салюты… Яркие пожары, пламя, крики, шёпот, плач, смех… Дикость и умиротворение…
Я зажмуриваюсь. Я не осознаю уже, когда мои слова плавно или внезапно перетекают в громкие, пульсирующие мысли. А он стоит, как и я, на коленях, и слушает, слушает… Терпит. Ведь любит.
Я прижимаюсь к нему, касаюсь лбом его лба, заглядываю в глаза: его – голубые и ясные, искренние, смеющиеся, добрые, влюблённые, мои – горящие, безумные, возбуждённые, неугомонные… и тоже ведь влюблённые.
Он верит. Верит и любит. Я его люблю. Вы знаете, таких больше нет, я уверена. Мой источник безумия – реалист. Вот абсурд… И всё это – безумие.
Зато моё.