09/08/09; 4 часа утра. Петербург ©
В комнате стоял терпкий запах сирени, пожухлой листвы и разбивающегося о провода, растекаясь акварельными красками по монохромному небу, солнца.
Из распахнутого окна доносились звуки паркующихся машин, нецензурной брани и громкого лая уличных псов.
Я вынужден жить на окраине Берлина: приюте наркоманов, вульгарных нравов и проституции.
Порой мне нечем дышать.
Слишком много сигарет, фальшивки и дешевых принципов.
Слишком много ментола, грубости и нищеты.
Слишком много ада.
Это моя минус_третья_осень.
Я плохо помню, что тогда произошло.
Только ослепивший свет фар, кровь на лобовом стекле и крик, полный отчаяния.
А потом темнота.
Мимо меня прошла моя третья осень.
Хотелось кричать, плакать, умирать…
Какая нелепая случайность: я остался жив, а он погиб.
Выжил?
Я перестал видеть и говорить.
Теперь это называется гордым словом: «уцелел»
Так я оказался здесь.
Слава оказалась неверной. По крайней мере со мной она обошлась как высококвалифицированная шлюха.
Через год утихла пресса, контракты были разорваны, и я оказался на улице.
Совсем один.
Слепой щенок с перебитыми лапами.
И я благодарен Дэвиду, этому сукину сыну, который полгода врал мне, что мой брат жив.
Я благодарен ему за то, что он вернул мне надежду на право на жизнь.
И уже совсем не важно, что я отдаю ему долг натурой.
Здесь редко по-другому платят.
Я слишком хорошо знаю свою комнату, поэтому без труда нахожу на письменном столе рамку с фото, целуя каждый миллиметр равнодушного стекла подушечками пальцев.
Провожу ладонью по всей поверхности фото. Как жаль, что я никогда не найду его губы на этой его последней фотокарточке.
Я до последнего верил, что он жив, что он вернется. Даже стоя на коленях и касаясь руками холодного мрамора с рельефными знаками: «Том Каулитц:1989-2010»
Только вот вышло все совсем по-другому.
Я оказался на обочине жизни.
И Тома в моей реальности нет.
Я слишком хорошо помню ту жизнь.
Шарфы из Парижа, длинные пальцы и тонкие запястья.
Я слишком хорошо помню ту жизнь.
Тихие шаги по утрам и запах детского шампуня.
Я слишком хорошо помню ту жизнь.
Шампанское по ручейкам вен, смешиваясь с любовью.
Я слишком хорошо помню ту жизнь.
Небо хрустальной осени.
Я слишком хорошо помню ту жизнь.
И ты – мой мальчик с запахом черники.
Я так люблю тебя, Том.
Тихо. До дрожжи в кончиках пальцев.
Я так люблю тебя, Том.
Как тогда. В Нью-Йорке. Где мы хотели купить счастье.
Я так люблю тебя, Том.
И пусть не верят.
А шарф на шее все туже. В глазах темнеет и немного больно.
Еще несколько секунд, малыш.
Багрянец заката разбивался о зеркало луж, играла тихая музыка.
Листопад танцевал под светом ночных фонарей, струившимся по побледневшим губам.
Несколько судорожных вздохов.
В остекленевших глазах навсегда разбилась осень.
Берлин засыпал.
