Pov Tom.
Я взглянул на звезды, которые так ярко светили со своих первых рядов звездного кинозала, медленно уплетая попкорн и гадая, чем же закончится наша история на Земле. Млечный путь всё так же тихо протекал над моей головой, отражаясь прозрачным туманным поясом на блестящем бампере стоявшего неподалеку BMW. Ветер едва ли заметно слышался в прохладном осеннем воздухе, пробегая своими легкими свежими потоками по контурам моего тела. Казалось, он бережно и трепетно теребит края моей футболки, словно они помялись или загнулись в обратную сторону.
В воздухе веяло сладким запахом ночи, которая поглощала все мои мысли до единой. Я достал из кармана несколько сотен баксов, которые были моей довольно скудной зарплатой, я знал, что на эти деньги мне ещё жить несколько месяцев, платить за жилье и прочие довольно мелкие вещи.
Я встал со скамейки в парке Нью-Йорка, и последним автобусом направился в аэропорт, где взял билеты на первый же рейс до Лос-Анджелеса. В один конец.
Я не знал, смогу ли я там найти то, что так давно преследую и ищу по всему свету. Я не знал, где я буду жить, что делать и как зарабатывать себе на жизнь. Я сидел в салоне самолета и надеялся, что новости не подвели меня, я надеялся, что наконец-то нашел то, ради чего живу последние годы своей жизни.
Сердце бешено забилось, переворачиваясь внутри, скукоживаясь и передергиваясь от волнения в разные стороны. Внутри самолета пахло дешевой едой, которой, по-видимому, нас собирались кормить во время всего полета. Ремни безопасности едва ли могли застегиваться, не расщелкиваясь в обратную сторону и не расползаясь по ниточках прямо на глазах. Все мои вещи легко помещались в мои карманы – плеер и бумажка с номером телефона. После того, как наша «большая птица» оказалась в воздухе, я предпочел поспать пару часов, вплоть до приземления на новой земле.
Мне снился туман, который окутывал меня всего, застилал глаза так, что я и подумать не мог о том, чтобы двинуться по направлению куда-либо. Пожалуй, это вещий сон? Ведь я и правда, не буду знать куда идти, где именно искать, как поступать и куда податься, чтобы помогли.
Полет прошел слишком быстро, я не успел толком поспать, как и, вообщем-то, все последние ночи до этого дня. Выходя из воздушного транспорта, я поблагодарил девушек-стюардесс за прекрасно проведенное время на борту самолета и побрел прочь из здания главного аэропорта Лос-Анджелеса.
Воздух был не таким свежим и чистым, как в ту, мою последнюю ночь в Нью-Йорке. Он был загажен газами, был терпкий и слишком плотный. Удивительно, как вообще возможно дышать этим, если его так можно здесь назвать, кислородом. Казалось, будто всё то, что я вдыхаю, проедает мне легкие до болезненно-кровавых корост, до язвенно-гнилых ям в горле и дыхательных путях. С каждым вздохом, будто бы, всё больше и больше.
Я решил ненадолго притормозить в кофейне, где смог выпить пару чашек неплохого латте, такого нужного мне сейчас, чтобы не уснуть и получше соображать, выдумывая планы передвижения.
Я сунул руку в карман, чтобы достать помятую денежную купюру для оплаты своего заказа и тут же наткнулся на гладкий листок фольги, на котором были нацарапаны цифры. Было видно, что при их написании ручка едва успевала касаться поверхности. Цифры были размашистые, вытянутые, царапающие гладь блестящей обертки от шоколада и такие невнятные. Но я изучал их очень и очень долгое время, я знал эти цифры наизусть и не раз набирал их на телефонах-автоматах.
Так и сейчас я, не глядя в зашерканый за столь долгое время кусок обертки, быстро набрал нужные мне цифры, заплатив несколько центов за предстоящий разговор. В ожидании ответа я теребил обмотанный металлом провод, идущий от трубки непосредственно к самому автомату. Но ответа так и не последовало, на том конце провода раздавались лишь глухие гудки, заполняющие пустоту, как на слуху, так и в моей душе.
Я взял такси и поехал в главный корпус Лос-анджелесского Университета Ядерной Физики, который, как, оказалось, находился на другом конце города. Я проезжал прекрасные зеленые парки, которые удивляли меня своим разнообразием растительности, при такой-то экологии внутри города. За окном так же появлялись и здания заводов, огромных офисов и торговых центров, одиночных бутиков или просто жилых кварталов. Наконец я достиг своей цели, и мы подъехали к большому, довольно старому зданию в пять этажей. Оно было расписано под позднее барокко, довольно утонченно, внимание художника не упускало ни одну деталь, ни один уголок здания. Всё было будто из какой-то параллельной вселенной, где всё ещё на дворе далекое средневековье. Но всё это только ещё больше привлекало внимание и манило.
Время подходило к ланчу, часы показывали половину четвертого, и все занятия должны были как раз подходить к концу. Как я и полагал, ничто не заставило себя ждать. В скором времени студенты один за другим повалили из главных дверей Университета, один за другим покидая это необычное, я бы даже сказал диковинное, здание.
Мои глаза стали с сумасшедшей скоростью бегать от одного лица к другому, а сердце вновь принялось за свои дикошарые игрища в кувырки. Я глубоко вдохнул едкий воздух, вновь отметив про себя его отвратительный запах и концестенцию.
Наконец, облитая солнечным светом из дверей показалась до боли знакомая фигура, которая шла подальше от остальных, как и всегда. Этот человек всегда предпочитал быть одиночкой в мыслях, в действиях. Тонкие, как у лани ноги быстро шагали по ступеням, мысленно, как и всегда, считая их количество. Черные, как смоль волосы были разбросаны по гладким, чуть оголенным плечам. Взгляд был устремлен куда-то в сторону, худое тело покрывали обтягивающие вещи. Узкие бедра подчеркивал черный ремень с металлическими бляшками.
Парень остановился закурить и, зачем-то, обернулся, вглядываясь в стены университета. Я не знаю как, ноги сами понесли меня в его сторону, просто потащили, словно невидимая неугомонная собака. Я остановился в паре сантиметров от него, нас разделяло какое-то жалкое расстояние дыхания. Я набрал воздуха в легкие, прикрыв глаза, пытаясь сдержать глупую, чуть дрожащую улыбку.
-Билли… - выдохнул я почти шепотом.
Парень вздрогнул, из его тонких длинных пальцев выпала сигарета. Он медленно повернулся сначала телом и только потом начал неуверенно разворачивать свое лицо на меня, будто ребенок, боясь увидеть то, что было перед ним.
Его глаза расширились, взгляд начал медленно подниматься с моих ног выше по телу и, наконец, дойдя до лица, губы брюнета едва заметно дрогнули. Парень ахнул, продолжая, не отрываясь смотреть мне в глаза своими, миндалевидными, чуть напуганными глазами.
Я услышал тонкий аромат его парфюма, который окутал меня с ног до головы до мурашек.
-Здравствуй, малыш… - улыбнувшись лишь уголками губ, произнес я, не решаясь на большее.
Билли бросился ко мне на шею, выронив из рук сумку, случайно наступив самому себе на ногу, борясь с дрожью во всем теле и начал жадно целовать мои губы своими губами, такими мягкими, со вкусом абрикоса. Я начал сбавлять его такие настойчивые обороты, замедляясь, целуя мальчика все аккуратнее, нежнее и более трепетно, будто боясь сломать эти хрустальные чувствительные губы.
Через несколько секунд моих губ коснулся солоноватый вкус слез малыша, я держался из последних сил, чтобы скрыть и свои, которые уже не раз подступали к моему горлу огромным противным комом. Я лишь оторвался от парня, начиная стирать хрустальные дорожки с его щек, едва касаясь подушечками пальцев бархатистой кожи.
Несколько лет назад я влюбился в мальчика из параллельного класса. Он влюбился в меня. Мы были вместе всего пару месяцев, затем окончили школу, поступили в разные университеты, в разные города. Но, когда мои родители узнали о причине моего перевода в Лос-Анджелес, они устроили огромный скандал. Мои родители были сугубо верующие люди и они, конечно же, не хотели, чтобы их сын горел в аду. Меня заперли под домашний арест на полтора года, перевели в другой университет. Я потерял все контакты со своим мальчиком, до тех пор, пока однажды к нам в дом не пришла странная девушка, которая назвалась сестрой какого-то там парня, брата Билла, которая просто искала его. Она – то и передала мне кусочек фольги, на котором были выцарапаны те самые цифры. Единственная ниточка.
Когда я окончил университет, прошло всего несколько месяцев и мои родители погибли при обрушении офисного здания. Их придавило плитой, они погибли мгновенно и ничего не почувствовали.
Мне правда жаль, что так вышло, но свобода взяла верх, и уже на следующий день я понял, что могу бежать к своему счастью.
-Я так скучал по тебе, малыш… - вновь я взял слово, глядя прямо в глаза этого хрупкого, ещё шмыгающего носом существа.
-Я тоже скучал, Томми… Если бы ты только знал, как… - прошептал он в ответ, опуская взгляд на свои собственные ноги, показывая свои длинные ресницы, на которых ещё блестели остатки эмоций.
-Я знаю, знаю… Теперь мы будем всегда вместе, я обещаю тебе. – я обнял своего мальчика, бережно прижимая к себе. – Я люблю тебя.
-Я люблю тебя. – словно эхо отозвался чуть сиплый голос.
Я взглянул в его ореховые глаза, на его, наконец-то появившуюся, улыбку и легкий румянец на щеках.
Конечно же, мне пришлось рассказать ему всю историю, как всё было, пока я жил в Нью-Йорке и по каким обстоятельствам я оказался здесь. Мой мальчик внимательно вслушивался в мой рассказ, то и дело вздрагивая или расширяя глаза от эмоций.
-Мне очень жаль твоих родителей, ведь они… Они все же приносили в твою жизнь немало счастья, пусть и были строги с тобой. – робко произнес солнце, когда мы проходили мостовую.
-Моё счастье – это то, что я вновь нашел тебя. Остальное, не важно, понимаешь? – я улыбнулся, искренне, впервые за долгое время, взглянув в чистое голубое небо.
-Но что с твоей жизнью в Нью-Йорке? – малыш приподнял свою пробитую пирсингом бровь и посмотрел на меня своими пепельными накрашенными глазами.
-Мне нужно будет вернуться на какое-то время, устроиться на работу и, возможно, продать квартиру, чтобы вернуться к тебе и…
-Нет. – чудо остановилось, по-детски топнув ножкой. – Я больше никуда тебя не отпущу, никогда.
И я услышал его, с этих слов мы доверились друг другу раз и навсегда.
-Малыш... – я с улыбкой покачал головой. – Ты дашь мне вольно мыслить?
-Я итак позволил тебе быть от меня за тысячи миль. Теперь ты будешь слушаться меня. – капризно произносит Билли.
-И чего же хочет моё сокровище? – я останавливаюсь, взяв его за руки, чуть сжимая его ладони в своих, словно согревая.
-Круассанов и кофе! – произносит он, а я лишь смеюсь в ответ.
-Чертенок. Я люблю тебя. – шепот губы в губы. – Навсегда.
  the end.

большое спасибо...)