Анна ВТК I ALIENS, оу, вы скоро поймете. что жалеть нужно вовсе и не Билла )
Это не нервы, скорее, попытки в себе разобраться. Ну и усталость)))
Спасибо, приходите, продолжение в обязательном порядке будет)

Глава 2.

Кресла самолета почему-то жестко давят в спину. Том ерзает, пытаясь устроиться поудобнее, но даже свернутая толстовка не спасает от дискомфорта. Он просит еще одну подушку, от которой в мгновение делается жарко.
Приходит Билл и протискивается на свое место у окна. Том считает глупым каждый раз чуть ли не до драки рваться к иллюминатору, чтобы за все время полета не то что не посмотреть туда, глаз не открыть.
Том только открывает рот, чтобы спросить о разговоре с Дэвидом и почему Билл такой бледный, но брат прищуривается, достает плеер и отворачивается, демонстративно воткнув наушники в уши.
Том понимает ― это месть за прошлую ночь. Мол, вчера мне хотелось поговорить, а теперь тебе. Тому не нравится, как в его голове звучит мысль «месть за прошлую ночь». У нее неприятный подтекст, и она тянет за собой вихрь пошлых картинок.
Том встряхивает головой, прогоняя все дурное из мыслей, и поворачивается налево, благо Гео сидит через проход. Густав смотрит какой-то фильм на планшете, его особо не потеребишь, а коммуникабельная натура Тома просто требовала каких-нибудь разговоров хотя бы на то время, пока самолет оторвется от земли и взлетит. Обязательно нужно с кем-то поговорить. И вытереть влажные ладони о джинсы.
―  Что это у тебя? — спрашивает Том у Георга, немилосердно ткнув его в плечо и указывает взглядом на странный пакетик.
―  Сэндвич,  ―  отвечает Георг и любовно разворачивает огромный бутерброд.
―  Это не сэндвич, друг мой, это, прости меня, разорвие*ло,  ―  хохочет Том, глядя на кулинарное сооружение в три слоя. — Георг, мы же еще не взлетели даже.
―  А я уже проголодался.
―  Где ты вообще его взял?
Стебать Гео легко и приятно. И отвлекает. Конечно, приятнее было бы поболтать с Биллом, но за неимением лучшего… Том с удивлением для себя отмечает, что Билл вот тут, рядом, а все равно его не хватает безумно. Это раздражает, эта привязанность, эти узы, эта физическая необходимость говорить, чувствовать, быть рядом.… К черту, все к черту.
Том не любил все эти фаст-фудовские штучки, сочащиеся жиром и химикалиями, хотя бы потому, что приходилось есть их годами три раза в день, семь дней в неделю. Хотя нет, три раза в день — это значит было много свободного времени. Тома затошнило от запаха.
―  Мфне Шаки купил, когда на заплафку  приехали,  ―  с трудом проговорил Георг, увлеченно жуя. – Вкуснятина!
―  Дай укусить,  ―  слышит Том справа от себя и еле успевает отодвинуться, когда Георг протягивает Биллу бутерброд. Младший принюхивается и откусывает больше половины.
―  Нет, ну ты посмотри, он прямо жрет это! — восклицает Том, вырывая у Билла промасленный пакет. — А как же вегетарианство? А как же следить за фигурой? Ты же у нас солистка, — осторожно шутит Том на любимую тему, ожидая реакции. Заговорит — не заговорит…?
―  С*ебни в туман, будь добр. Я жрать хочу.
Это ужасно, но от того, что Билл бросил ему фразу, и гробовое молчание прекратилось, у Тома внутри все начинает петь. Конец игры в молчанку. Том ненавидит это. Рассердился — наори, скажи, что тебя бесит, ударь, но вот так делать вид, что брата-близнеца не существует, нельзя просто.
―  Правильно, кушай, деточка, не обляпайся, не обращай на этого болвана внимания, а потом мы перестаем шить тебе твои  блестящие обтягивающие костюмчики и одеваем твои будущие сто десять кило в робу. Дешево и стильно. Кушай, детка,  ―  цедит сквозь зубы внезапно подошедший Дэвид.
―  Дорогой Дэвид, еще раз слышу в свой адрес слово «детка» и его производные, не посмотрю что ты наш продюсер и наконец дам тебе п*зды,  ―  говорит Билл с присущим ему в такие моменты спокойствием удава, которое всегда восхищало Тома.
―  Дорогой Билл, еще раз я слышу в свой адрес слово «дорогой» и его синонимы, я не посмотрю, что ты приносишь мне миллионы и надеру тебе твой малолетний зад,  ―  Дэвид в такие минуты похож если не на их отчима, то на какого-то дядю, которого у них никогда не было. Он сначала не появляется годами, присылает лишь открытки на Рождество, а потом, появившись, расспросив об учебе и девочках, принимается за упущенное воспитание.
―  Договорились,  ―  говорит Билл, облизав указательный палец. От этого жеста Тому становится жарко и хочется сглотнуть. Что за бред?
―  Договорились. Пристегнитесь, придурки. Взлетаем сейчас.
Георг тихонько посмеиваться в кулак над близнецами и наблюдает за Дэвидом, идущим назад на свое место. Том, тем временем, поворачивается к брату.
―  Ты чего так на Про? Без повода даже.
―  Да ну…. Настроения нет, все утро цапались с ним, вот и тут покоя не дает.
―  Понятно…  ―  тянет Том, но его прямо распирает от радости и любви к Дэвиду. Как хорошо, что продюсер есть, как хорошо, что они с Биллом постоянно ругаются. Так как Билл не может обижаться сразу на двоих, не хватит его просто, то наказание Тома на сегодня закончено. — А чего бледный такой?
―  Живот болит. Сильно прямо, я думал от голода, не знаю…  ―  Билл качает головой и прикрывает глаза.  ―  Выпил каких-то таблеток, не помогает.
―  Может, как обычно, от страха? — спрашивает Том. Кроме насекомых, Билл боится еще и самолетов. Черт бы побрал эту близнецовую связь, но все эти фобии они делят на двоих, и Том ясно чувствует холодок на своей коже и как волоски на руках медленно поднимаются.
―  Может. Том, вдруг мы упадем? Мы столько всего не успели… Сделать, сказать… Я каждый раз в такие мгновения об этом думаю.
―  Билл, прекрати. Все будет в порядке,  ―  говорит Том, внутренне собираясь и храбрясь. Он тоже боится полетов, но он же Старший. Он не может позволить себе такую слабость, как выказать свои страхи Младшему. Он же должен защищать его, оберегать, это выжжено клеймом у него в мозгу, в сердце, на всех органах и клетках, это незыблимая истина. Он выравнивает свое дыхание.  ―  Просто делай то, что хочешь, говори, что хочешь, если уж так. Второго шанса может и не быть.
Билл цепляет его взглядом и смотрит долго-долго. И Том будто проваливается куда-то, для этого ощущения в английском есть замечательное слово «deep». Глубоко в бездну.
Билл смотрит внимательно и будто хочет что-то сказать брату своими чайными глазами, но Том не хочет так, не хочет этой близнецовой эмпатии и телепатии. Это почти физически больно. Том мысленно возводит стену. Кажется, они сходят с ума. Оба, как же иначе, если Том чувствует, как Билл пытается влезть к нему в голову и прошептать…
―  Да, наверное, ты прав,  ―  брат внезапно улыбается ослепительной улыбкой, той самой, которая не для интервью, а для своих, домашних. Тому кажется, что у Билла за пару секунд даже изменился цвет лица из мертвенно-бледного в человеческий. ― Наверное, я так и сделаю.
Он берет Тома за руку как раз в тот момент, когда самолет взлетает, и в животе возникает то самое ощущение под ложечкой. В душе Тома воцаряется покой. Ему даже не стыдно за свою влажную ладонь в руке Младшего, и за то, что он сам переплетает пальцы. Кресло кажется удобным, а подушка — мягкой.

Глава 4.

На Лодзь опускался вечер, мягко обнимая город за плечи и укрывая его светло-лиловым шелковым покрывалом, пытаясь уберечь его от внезапно заморосившего дождя. Зажигались первые искорки звезд и вместе с ними — фонари.  Если смотреть на них сквозь мокрое стекло и прищуриться, то они становятся похожи на яркие сияющие астры.
Польша навевала на Тома специфическое настроение. Наблюдение за городом с лиричным выражением лица — это скорее стезя более романтичного Билла, а Тому всегда были чужды рефлексии по поводу и без. Но сегодня ему спокойно, умиротворенно и хочется подумать о чем-то возвышенном в одиночестве. Может быть, даже помучить гитару. Да, определенно. В такой томный вечер Том хочет, чтобы его любимая женщина была с ним.
Он думает об этом и мычит мелодию, звучащую внутри его головы. В аккомпанементе со стуком дождя по крыше — прямо симфония.
Их все никак не могут заселить, хотя номера уже были заказаны.  Тому лень вставать, идти «в народ», вливаться, узнавать, в чем дело… Поэтому Том просто наблюдает.
Йост нетерпеливо кусает губу и отстукивает ногой какой-то ритм. Нервничает. Густав умудрился заснуть в мягком кресле для ожидания. Георг — снова! — ест какую-то муть из пакетика, то ли орешки, то ли чипсы и увлеченно строчит кому-то смс. Билл стоит у стойки ресепшена и болтает с какой-то девушкой. Том сидит недалеко и может разобрать ее имя на бейджике: «Малгожата». Имя кажется ему смешным, совершенно чужим, инородным и неподходящим этой девчушке, которая и выглядит-то моложе их с Биллом. В понимании Тома, Малгожатами должны звать статных женщин в платьях-футлярах, непременно в жутко дорогих очках с тонкой оправой и пахнущих чем-то вроде Шанель. Холеных таких.  Или же девушек с длинными волосами, чистых, открытых, в длинных цветастых платьях босиком бегающих по полю.
И совершенно не вязалась с этими образами эта девушка: даже форма гостиницы, которую носил все служащие, сидела на ней не как на всех. Юбка коротковата — Том успевает мазнуть взглядом по худым белым-белым ногам с торчащими коленками, — от чего Малгожата постоянно одергивает ее. Рыжие волосы пострижены в каре, но не гладкое, а какое-то небрежное — волосы неаккуратно вьются в разные стороны, и Малгожата все время заправляет их за уши. На лице — веснушки и полное отсутствие косметики, кроме ярко-красной помады. Девушка выглядит как ребенок, объевшийся конфет или же первоклассница, впервые открывшая мамину косметичку. Малгожата все время облизывает губы.
Том хмыкает. Он понимает, почему в ней столько несуразных и нервных движений. Билл стоит рядом с ней и всеми силами источает феромоны и флюиды. 
Том поражается этой способности. Билл выглядит, так же как и в машине — ненакрашенным, заспанным и уставшим, но у него горят глаза, в осанке какая-то сила появилась, демонстративная даже. Том понимает, что это спектакль — Билл иногда любит так поиграть: близнец смотрит на Тома в упор — мол, ну что скажешь на это? — и приобнимает девушку за талию, что-то шепча на ухо.
— Нас заселяют или нет? — Том устал наблюдать за играми братца и тихо тянет его за локоть. Но обращается все же к Малгожате. Тьфу, имя-то какое, даже в уме произносить не хочется.
— Том, знакомься, это неземное создание зовут Малгожата. Это «Маргарита» на польском, представляешь? Как у Булгакова. Помнишь, мы читали Булгакова?
Билл так и говорит — мы. А сам при этом поглаживает девчушку по спине.
— Мам, пап, знакомьтесь, это Скотти и он будет жить с нами, — язвительно, но тихо говорит Том, так, чтобы услышал только Билл, — Тебе не надоело? — и уже громче: — Безумно рад знакомству. Но еще более я буду рад душу и мягкой постели. Это возможно, неземное создание?
Девушка смотрит остекленевшими глазами на Тома, потом на его брата. Том не видит, как Билл улыбается и подмигивает девушке, незаметно подсовывая ей незапечатанный конверт. Малгожата все же собирается как-то, приосанивается, убирая конверт за стойку и быстро тараторит:
— Администрация отеля просит прощения, но, к сожалению, все одноместные номера заняты.
— Хорошо,  — с нажимом говорит Том, но в его голосе больше усталости, чем злости. — Давайте двуместный. Просто пусть в наш с Биллом номер перенесут еще одну кровать.
— К сожалению, это невозможно. Отель забит под завязку. Остались только номера для новобрачных, — Малгожата нервно покусывает губу и заправляет прядь за уши. — Простите. Весь ущерб вам возместят. Диспетчеры, которые принимали заказы, что-то напутали, и те номера, которые вы бронировали, оказались уже заняты. Мне очень жаль.
— Дэвид? — Том зовет продюсера, но увидев его красное, разъяренное лицо и телефон у уха понимает — бесполезно.
— Том,  но мы же не будем кричать на бедную девушку? Марго тут всего неделю.
— Я собираюсь спать. В кровати. Один. А ты, если хочешь, можешь поспать на полу. Или в обнимку с Марго, как угодно.
Том разворачивается, хватает ключи, любезно предложенные молодой полячкой и поднимается по лестнице.
Билл догоняет его на полпути.
— Том, ну постой.
— Билл, ну что за цирк, объясни? Почему у меня ощущение, что это все подстава, как в плохом кино?
— Может, и так, м-м?
— Билл!
— Да сам, блядь, не знаю. Папа Йо орет, но толку мало. Нам с тобой повезло еще — Георг, Дэвид и Густав вообще втроем в одном номере.
— Я прямо вижу эту дикую оргию, — со смешком говорит Том, поправляя ремешок гитары.
— Мы продержимся дольше, — Билл проводит пальцем по предплечью Тома, даже не касается кожи, он просто оглаживает воздух, но у Тома уже озноб по всему телу, настолько это похабно выходит.
— Отвянь, а? Я устал. Твой спермотоксикозный юмор сегодня совсем ни к чему. Кстати, если сильно хочется, можешь пойти и трахнуть эту деревенскую девку, — Том кивком головы указывает на тонкую фигурку, мнущуюся за стойкой. — Но тогда у тебя вкус совсем испортился, я тебе скажу.
— Признай уже — ты просто меня ревнуешь.
Том закатывает глаза к небу: надо как-то втолковать Младшему, что эти намеки совершенно не годятся для кровных братьев. Но не сегодня. Душ, любимая гитара и сон — вот список неотложных дел на сегодняшний вечер. А светские и воспитательные беседы — утром.
Том поднимается в номер, не удостоив Младшего ни взглядом, ни ответом. И зря. Том не замечает, как младший брат кивает девушке за стойкой, показывает ей большой палец и одними губами говорит: «Спасибо». 

Отредактировано Панацея (2013-02-10 03:20:15)

[b]Jay Ra, вот глава) Спасибо, что вы со мной0))) Очень рада каждому читателю) [/b]