Пролог

POV Билл
Всю свою сознательную жизнь я пытаюсь полюбить кого-то. Нет-нет, вы не думайте, я очень влюбчивый, даже слишком влюбчивый. Но это всё не то. Так называемая «любовь» приходит и уходит, как пыль, застилавшая глаза. Быстро. Сначала накрывает с головой – и я наслаждаюсь, а потом она исчезает – и реальность режет взгляд. Что ж, попыток полюбить по-настоящему была уйма, но то, что описывают во многих книгах, – что-то, похожее на «бабочки в животе» и «розовый туман в голове», - совсем не хотело приходить. Но я не жаловался. У меня всегда были те, кого я хотел, а хотел я тех, кто хотел меня. Эта закономерность мне очень по душе. Часто друзья жаловались мне на свои любовные неудачи. Я их не понимал, совсем. Ну как можно мучиться из-за такой сильной привязанности к человеку? Я, например, ни к кому особой привязанности не испытывал, никогда. Ну, если только к друзьям, но я знал, что и от них можно отвыкнуть. По-моему, любовные драмы – это огромная ошибка, потому что странно страдать или даже умирать из-за каких-то там людей. Умереть можно только от смерти. А больше ничто нас не убьет.

Глава 1

Высокий парень в широкой одежде шел по улице, его плечи иногда подрагивали, как будто его кто-то периодически пугал. Взгляд был каким-то опустошенным. Хотя нет, не опустошенным, а нечитаемым. В его глазах ничего не отражалось. Парень, может, и ощущал что-то, но посторонние люди ничего не могли прочесть в этих карих глазах. Руки в карманах чёрной толстовки, медовые дреды разметались по плечам, сверху кепка, козырек которой надвинут чуть ниже, чем надо. Шаги немного неуверенные, робкие, как будто он еще мальчик, который в первый раз идет сдавать экзамен. Смотрит куда-то вдаль и проговаривает совсем тихо:
- Красивое небо. Небо. Совсем голубое. Красивое небо, - еще двадцать метров, и он заходит в магазин с картинами. Уверенней, как будто знает, что делает, идет дальше и останавливается возле огромной картины, на всю стену. На ней изображены белые пуховые облака – кажется, будто они внутри картины, а не выписаны на холсте. А еще безграничное светло-голубое небо. Парень стоит и смотрит, подняв голову и чуть приоткрыв рот от восхищения.
- Здравствуйте, вы уже третий день приходите. Хотите эту картину? – спросила женщина-продавец с высоким пучком из кудрявых волос на затылке.
- Не знаю, - резко говорит он и поворачивается спиной к женщине.
- Почему вы так говорите?
- Люди не интересны, картины интересны. Зачем на людей тратить время, если они не интересны. Картины интересней, - повторился парень.
- Так купите эту картину, - говорит продавщица немного раздраженно.
- Не знаю, - опять отвечает парень.
- Вы не знаете, купите вы ее или нет? – зло спрашивает продавщица.
- Я не знаю, - опять отвечает он. Смотрит. Игнорирует – видно, что не хочет общаться с этой женщиной. Вообще не хочет общаться. Его душа закрылась и дремлет, завернувшаяся в свое одеяло, сплетенное из иллюзий, с книгой, у камина, на теплом диване.
- Вы придете завтра? – зачем-то спрашивает она.
- Нет, не стоит, я беспрецедентно всё запомнил, - говорит парень и просто выходит из магазина, не дав продавщице и рта открыть.

Квартира в красочных холстах. Больше заготовок, чем завершенных картин. Парень возвращается домой, открывает дверь, так же подрагивая плечом, и заходит внутрь. Снимает куртку, кепку, облегченно выдыхает. Ему тут удобно среди пустоты, запаха красок и своих картин. Тут нет людей, тут не так страшно, как в обществе, тут легче, намного легче. Ведь нет тех, кто может обидеть и поиздеваться.
Семнадцать двадцать три, а, значит, через семь минут ужин, не надо нарушать распорядок. Парень смотрит на набросок, что стоит возле стены. Кусочек картины уже идентичен тому, что он недавно видел в магазине.
Телефонный звонок.
- Алло, - говорит парень хриплым голосом.
- Том, у нас для тебя новый заказ. Надо нарисовать картину, где было бы море, песок, и чтобы крабы ползали по берегу, сможешь? - голос говорил медленно – так, будто обращались к ребенку, втолковывая, что нельзя, а что можно.
- Да, я смогу, беспрецедентно, я ведь специалист. Смогу. Да, - сказал Том, уже кладя трубку на рычажок.
Этот парень уникален. Он может перемножить огромные числа между собой и за три секунды сказать ответ, он может нарисовать картину, идентичную «Моне Лизе», может разрешить сложнейшую математическую задачу. Но… Он никогда не сможет полюбить, поцеловать, улыбнуться человеку, которого любит, пошутить, понять, сделать невероятный поступок, потому что почти все его основные, жизненно важные действия расписаны на небольшом листочке и иногда ему звонит мама – спросить, всё ли в порядке. Конечно, в мире есть такие, как он, но ему еще повезло, потому что у него не такая сильная стадия аутизма. Он может жить один, хоть и нуждается в некоторой поддержке близкого человека. Он привык к своей маме. Он знает, что она ему не причинит зла, но она всё равно не интересна. Возможно, была интересна раньше – но только тогда, давно, когда еще играла с ним.
Иногда в дом приходит его сестра, которая живет тут, неподалеку, со своим мужем. Она часто проведывает его, гладит по голове, хоть он и намного выше нее. Девушка часто улыбается и говорит, что у нее очень красивый брат. А Том смотрит, слегка улыбается и говорит: «Я отличный художник».
Мама и сестра привыкли, что он при каждом удобном случае вставляет слово «беспрецедентный». Почему-то оно ему очень понравилось. Он вообще-то хороший, очень хороший, если бы не кое-какие дефекты речи. Он понимает всё, что ему говорят, сам выбирает себе одежду, ходит по магазинам, покупает продукты.
Каждого нового человека он или воспринимает болезненно, или не обращает на него никакого внимания. Ведь люди не интересны, они слишком много переживают, врут, кричат, могут даже ударить. Чтобы завоевать хотя бы внимание Тома, надо сделать очень многое. Постараться проводить с ним время, рассказывать что-то, даже читать то, что может его заинтересовать.
Друзей у него не было. Если он и приходил в агентство, то ни с кем не общался, только заносил заказы и, пугливо оглядываясь, шел назад к такси. Все шептались у него за спинами, удивленно смотрели и, в принципе, догадывались о причине отчуждения парня, но старались не произносить ее вслух, только из уважения к гениальному работнику. Действительно гениальному. Картины были такие реалистичные и красивые, что казалось, будто кто-то вырезал их из действительности и перенес на бумагу. В красках Том мог передать простейшие вещи, но под таким углом, что никто и не представлял увидеть подобное действительности.
Том получал свои деньги, хоть они и не имели для него должного веса. Он использовал их, в основном, на еду, на новые холсты, краски. Раз в месяц – на новую одежду.
Так он и жил. Одинокий, но гениальный. Красивый – такой, что засматриваешься, – но недоступный из-за своей внутренней замкнутости. Синдром одиночества, как сказала когда-то его мама, пока мальчик хрустел печеньем и смотрел, как она что-то вышивает.
Парень с ровной осанкой сидел на стуле и ел гречневую кашу. Каждую среду у него на ужин гречневая каша. Это правило нельзя нарушать. Он просто знает это, и всё, а мама знает, потому что он знает. И потому, что он привык. Готовить, стирать, рисовать, иногда ходить на работу, гулять по городу и смотреть в небо заколдованным, нечитаемым взглядом.

Глава 2

На белой бумаге остался красный след. Резкий и яркий. Еще один след, теперь уже изумрудно-зеленый. Здесь требуется не противный, выцветший салатовый, а именно изумрудно-зеленый. Еще пара разноцветных полосок – неаккуратных, на первый взгляд, но они – необходимые штрихи, которые станут частью целого. Том сделал шаг назад и, склонив голову набок, внимательно посмотрел на холст. Чуть нахмурился и добавил разбавленного синего. Медленно проступало что-то, похожее на разноцветное небо. Вблизи немного смазанно, непонятно, но, отодвинувшись, можно было увидеть, что цвета начинают играть, наполняться жизнью. Парень положил кисточку и обмакнул пальцы в краски. Указательный - в красную, средний - в зеленую, безымянный - в сиреневую и мизинец - в голубую. Он проводит ими по холсту – одним, двумя, а иногда и тремя одновременно. Движения то резкие и хаотичные, то почти нежные, как будто он гладит по щеке любимую девушку. Мимика смягчилась, и он слегка улыбнулся: все выходило так, как и требовалось. Закончив с этим, Том медленно поднес измазанные пальцы к лицу, вдохнул запах красок и вытер руку о полотенце, на котором остались красочные разводы. Потом надел теплую толстовку и вышел из дому. Надо было пополнить запас продуктов.
В общем-то, он очень сильно не любил людей. Они были злыми. Некоторые казались интересными, но Том чувствовал, что лучше с ними не сближаться. Кое-кто оказывался до невозможности скучен, хотя лицо его было веселым, улыбчивым и приятным. Как Том распознавал суть людей с первого взгляда, никто никогда не мог понять, но парень сразу же видел, кто безопасен, а у кого черная душа.
Вон та продавщица, что как раз пробивает девушке чек на большую бутылку кока-колы, – интересная, но несчастная, а молодой консультант напротив – злой и неинтересный. Ему надо бы открыться, стать проще, но ему хорошо и в своей норке, в своем сером калейдоскопе чувств.
Том проходит мимо полок с большими ананасами и кладет пару яблок в полиэтиленовый пакет. Потом берет килограмм картошки, две большие свеклы и пачку круглого риса. Он потом попросит сестру сделать плов. Она делает плов просто беспрецедентным. Еще пачку молока и бутылку минералки. Нельзя забыть про соль. Соль почти закончилась. Гречка без соли совсем невкусная.
Парень медленно шел вдоль рядов и складывал продукты в пластиковую корзину. Смотрел сквозь, чтобы не отвлекаться на людей, окружение.
- Спасибо за покупки, с вас двадцать евро, - кассир улыбнулась ему.
- Спасибо, - тихо повторяет парень за ней и кивает. Забирает свои покупки и уходит.
По улице шагает медленно, наслаждаясь свежим осенним воздухом. Одна рука в кармане, походка ровная, но неуверенная, как у ребенка. Сейчас надо перейти дорогу – и домой. Он посмотрел вперед. Светофор показывает зеленый –значит, надо переходить дорогу. Шагнул медленно. Один шаг, второй, третий. Как будто что-то почувствовав, Том вдруг повернул голову и от страха замер на месте, не в состоянии пошевелиться. Летевшая прямо на него машина, взвизгнув тормозами, резко остановилась в последний момент, лишь слегка задев. Пакет с покупками упал на асфальт, краснобокие яблоки попрыгали в разные стороны.
- Страшно. Так нельзя, - с трудом сказал Том, широко раскрытыми глазами глядя на машину. Обернувшись напоследок, пересек дорогу и быстро зашагал домой, забыв о покупках и вообще обо всем. Перед его глазами все еще стояло испуганное лицо молодого черноволосого водителя белой БМВ.
**
Том сидел в кухне и, обхватив голову руками, с закрытыми глазами качался на стуле. Он кое-как добрался до дома и теперь весь дрожал от запоздалого страха. Произошедшее потрясло его. Пальцы судорожно сжимали дреды.
До него донесся громкий стук. Парень автоматически поднялся, вышел в прихожую. Открыл дверь.
- Здравствуйте, простите за случившееся, пожалуйста!- в дверях стоял черноволосый парень с тем самым пакетом, который Том выронил перед машиной. Он был очень бледен.
- Здравствуйте, - тихо сказал Том, глядя на гостя во все глаза.
- Я видел, куда вы шли. Шел за вами до самого дома. Я так испугался. Держите свои покупки. Если надо, я могу возместить моральный ущерб, только не доводите дело до суда! - взволнованно частил парень.
- До суда? – повторил Том, не понимая.
- Да. Вы хороший человек, я же вижу. Вы тоже испугались, да? Представляю себе. Это я виноват. Я…– незнакомец говорил, не умолкая, захлебываясь словами. То просил прощения, то умолял не обращаться в суд. Том не успевал следить за ним и не все понимал.
- Как вас зовут? - недоверчиво и еще боязливо спросил он, когда тот сделал паузу, чтобы отдышаться.
- Билл. Билл Штритберг, а вас?
- Том, - послушно ответил Том.
- Простите за беспокойство. Я должен был убедиться, что все нормально. Простите. Я… если хотите, я еще обязательно к вам зайду, проведать, - неуклюже закончил Билл и от неловкости смущенно похлопал Тома по плечу. Этого не следовало делать. Том среагировал мгновенно – испуганно дернулся и торопливо захлопнул дверь, хотя незваный гость все еще стоял за ней.
Опять отправился на кухню с найденным пакетом и механически разложил продукты по полкам в холодильнике. Потом сел и долго смотрел в пустоту, стараясь унять страх и проглотить комок, что так противно застрял в горле.
- Мне страшно и интересно, - сказал он сам себе.
Чувств было много, и парень путался в них, как в липкой паутине, что-то случилось. До сих пор сердце билось, как ненормальное, голова болела, и первый раз в жизни хотелось не рисовать, а просто сидеть и стараться выпутаться, вылезти, забыть об этом случае. Ничего не получалось. Черноволосый парень по имени Билл всё стоял перед глазами, и слова «Не доводите дело до суда» колоколом бились в мыслях. А как можно довести дело до суда? Что имелось в виду? Что он хотел сказать этим?

Белоснежка =), спасибо, Алёнчик)
Приятно)
L. Micaelis, ооо Линусь пришел) Ну я уже сама во временах запуталась, так что... ну не знаю, посмотрим еще)
Спасибо)
Karamelle, огромное спасибо за правки= и за то, что читаешь)

Глава 4

Билл неуверенно мялся у подъезда Тома. Он уже двадцать минут стоял с пакетом в руках и то разглядывал людей, идущих по своим делам, то просто молча курил, боясь сделать хоть что-то. Наконец он выкинул бычок и приоткрыл дверь подъезда. Быстро, шагая через две ступеньки, стал подниматься наверх, по дороге столкнувшись со светловолосой девушкой, которая окинула его мимолетным заинтересованным взглядом.
Вот и знакомая темно-коричневая дверь. Билл постучал, нервно теребя уголок кармана на своем чёрном зимнем пальто.
- Элфи вернулась, - послышался громкий голос за дверью. Билл удивленно приподнял бровь. Щелкнул замок, и дверь открылась.
- Здравствуйте, - несмело поздоровался Билл.
- Привет, Билл Штритберг, - сказал Том, в упор глядя на парня.
- Как ваши дела? - спросил Билл, невольно стараясь заглянуть за спину Тома.
- Мне интересно, - помедлив, ответил Том.
Билл растерялся. Такого ответа на подобный вопрос он еще не получал.
- Можно войти? – смущенно спросил он, выждав паузу.
Том молча, но нехотя отошел, пропуская гостя внутрь. Билл чувствовал себя очень неловко.
- Билл Штритберг пришел. Ты интересный, - сказал Том. Губы парня тронула легкая полуулыбка.
- Спасибо. Можно я тоже к тебе буду обращаться на «ты»? - осторожно спросил Билл.
- На «ты»? Билл Штритберг. Беспрецедентно, - невозмутимо согласился Том.
- Что с тобой?
- Мне интересно, - Том отвернулся и пошел в кухню, где на столе все еще стояли две недопитые чашки с чаем. Билл потоптался и пошел за ним – не оставаться же одному в чужой прихожей.
- У тебя только что были гости?
- Сестра Элфи делала беспрецедентный плов, - ответил Том, присаживаясь на стул и, как всегда, ровно держа осанку. Билл слегка нахмурился, но потом кивнул и положил на стол пакет.
Том сдвинул брови и, приоткрыв пакет, заглянул внутрь.
- Я принес тебе сок и печенье, еще фрукты. Не знаю, зачем, правда, но мне хотелось узнать, что ты в порядке. И потом, если честно, тогда ты выглядел усталым и даже немного… ну, как будто тебе нездоровилось. А в дом приходить с пустыми руками как-то нехорошо, - сбивчиво объяснил Билл.
- В дом с пустыми руками приходить нехорошо, - спокойно повторил Том, внимательно глядя на него.
- Да, именно… - Билл осекся и замолчал. Этот Том был очень странным, он все время повторял одни и те же обрывки фраз… и вообще, складывалось ощущение, будто он не слушает, что ему говорят. Это интриговало и немного отталкивало.
- Билл Штритберг любит кофе? - спросил Том. Билл встряхнулся.
- Да, очень.
- А я нет. Зеленый чай - беспрецедентно. Кофе - горько, - сообщил Том.
- Странный ты парень, - невольно сказал Билл.
- Странный. Я хороший художник, - ответил Том.
- Ты рисуешь?
- Беспрецедентно, - сказал Том и, поднявшись, пошел вглубь квартиры. Биллу ничего не оставалось, как снова последовать за ним.
Вся гостиная была заставлена холстами; стены и деревянный пол были заляпаны красками, но, в целом, присутствовало ощущение уюта, сознательно созданного персонального мира.
- Красиво, - сказал Билл, разглядывая незаконченные картины.
- Я хороший художник, - опять повторил Том.
Иногда всего лишь за полчаса можно раскрыть все секреты, но Билл не мог понять, кто на самом деле этот парень, какое у него нутро, что скрывают эти равнодушные карие глаза и почему он такой странный, как будто чуждый всему, из другой реальности. Вообще-то, брюнет очень устал и уже жалел, что сюда вернулся. Однако Том, хоть и не понимал, зачем он пришел, явно запомнил его.
По правде говоря, Билл и сам не очень хорошо понимал, почему пришел. Он просто хотел убедиться, что все в порядке. Разумеется, он пришел только поэтому.
Билл еще раз задержал свой взгляд на замершем Томе, который разглядывал замазанный красками холст. Невероятно красивый… и другой. Чужой, как будто мыслями он был далеко отсюда, как будто его совсем не заботила окружающая действительность, и люди ему были безразличны…
- Мне, наверное, пора уходить, - нарушил молчание Билл.
- Билл Штритберг, возвращайся. Мне интересно, - сказал Том, снова переводя на него взгляд. Билл попытался улыбнуться.
- До свидания.
- Пока, - Том помахал ему рукой, но не вышел провожать, оставшись в гостиной.
В прихожей Билл, предоставленный сам себе, обулся и осмотрелся. На тумбочке, справа от него лежал листочек с записями, напоминающий расписание:
"Обязательные блюда:
Понедельник - Овощи.
Вторник - Фрукты.
Среда - Гречка.
Четверг - Картошка и мясо.
Пятница - Спагетти.
Суббота - Рыба.
Воскресенье - Суп из грибов."
Билл шевеля губами, перечитал написанное несколько раз.
Что ж, в следующий раз он зайдет во вторник.
Он почему-то не сомневался, что должен зайти.

**

- Здравствуйте, сегодня мы встречаемся со знаменитым писателем – фантастом Биллом Штритбергом. Некоторые моменты его биографии все еще остаются для нас неизвестными, поэтому сегодня мы постараемся расспросить самого Билла о его жизни. По рассказам его бывших одноклассников мы знаем, что в детстве он был воспитанным, вежливым и очень общительным мальчиком, находил язык с любой компанией... - тараторила в телевизоре длинноволосая журналистка. Элфи читала книгу. Знакомые имя и фамилия резанули слух, и девушка обратила внимание на интервью, шедшее, кажется в прямом эфире. Вдруг Элфи вспомнила, от кого слышала это имя совсем недавно, и ощущение тревоги усилилось. Том редко смотрел телевизор. Иногда, вечером, мог просмотреть новости. Может быть, там он и услышал об этом Билле. Но просто так у него в памяти ничто не оставалось, и девушка это прекрасно знала. Что же связало его с этим человеком, явно не простого происхождения. И еще эти страшные слова: "Не доводите дело до суда". Элфи поспешно отложила книгу в сторону, перед этим аккуратно загнув уголок страницы.
- Джерри, я скоро приду. Загляну к Тому, и назад! - крикнула она мужу.
- Как скажешь, дорогая.
Она быстро оделась и выбежала из дома, на ходу застегивая бежевое пальто.
Том улыбнулся и поприветствовал ее, как всегда.
- Привет, Томми. Как ты? - спросила Элфи, отвечая на его улыбку.
- Хорошо. Элфи пришла, - ответил он без эмоций, хотя она навещала его уже второй раз за два дня.
- Ну да, я просто соскучилась.
Внутри было как-то тревожно. Надо было срочно разузнать, связывало ли Тома что-нибудь с этим Штритбергом или она зря подняла панику.
Элфи прошла в кухню и увидела пакет с фруктами на столе и яблочный сок в пакете.
- Ты ходил за покупками? – быстро спросила она.
- Билл Штритберг принес покупки, - объяснил Том.
- Он приходил к тебе?
- Да, Билл Штритберг, интересный.
- Зачем он пришел?
- Не доводить дело до суда?
- Что?
- Он сказал, что я хороший художник.
- Том, объясни мне, что случилось? Зачем он приходил? - раздельно повторила Элфи.
- Я не знаю, - опустил голову Том.
- Ты обиделся?
- Я не знаю, - опять пробормотал Том.
Иногда с Томом ей просто не хватало терпения, но Элфи держалась, она знала, что злиться на него нельзя, а тем более показывать свою злость. Никто не виноват в том, что брат родился таким и теперь не способен нормально мыслить.
- Томми! Ну что же это такое? - отчаянно сказала Элфи, невольно повысив голос.
- Я не знаю. Беспрецедентно. Я хороший художник. Элфи волнуется, - выдал Том сразу несколько предложений, ничем не связанных между собой. Он начал беспокоиться. Казалось, будто машина, которую вдруг заклинило, вот-вот сломается. Девушка спохватилась: нельзя было нервировать Тома, иначе у него мог случиться срыв. Тогда будет намного хуже. Девушка безнадежно посмотрела на брата и устало присела на стул. Он был как маленький ребенок –не понимал, что делает, часто говорил что-то, чего никто не понимал, боялся криков и выплескивал свои ощущения в рисунках.
Она поднялась и устало пошла в комнату Тома, оставив его одного. Он, как провинившаяся собака, не отставал от нее. Элфи включила телевизор.
- Билл, скажите, у вас есть любимый человек? Ваша муза? - спрашивала журналистка.
- Нет, но я в поисках. Я ищу свою музу, ее карие глаза, тонкие кисти и музыкальные пальцы, - ответил ей приятный молодой человек лет двадцати пяти.
- Значит, у ваших поклонниц есть шансы?..
- Я бы сказал, не только у поклонниц. Кто знает, может, моя муза окажется вовсе не девушкой… - ответил Билл, грустно улыбаясь.
Передача продолжается. Они вдвоем смотрят на экран.
- Билл Штритберг. Беспрецедентно, - спокойно говорит Том.
- Он придет к тебе еще? – напряженно спрашивает Элфи.
- Я не знаю.
- А жаль. Уж я бы спросила у этого фантаста, что он от тебя хочет, - говорит девушка скорее себе, чем Тому. Том молчит.
- Ты пойдешь сегодня гулять? - спрашивает Элфи потом.
- Да, картины очень красивые, - бормочет Том.
Девушка поджимает губы, и сегодня ей, как никогда, хочется попасть в голову своего брата, чтобы понять, как он мыслит, знает ли, что говорит, понимает ли то, что делает.