Ну как??? Мне дальше выкладывать???

Приятного чтения!  

…Я смотрел в окно на размытые дождем серовато-грязные виды утреннего города. Настроения мне это не добавляло, дождь сгущал в голове тяжелые мысли. Позавчера я вел себя капризно, демонстрируя не лучшую свою сторону. Надо быть помягче с этой журналисткой сегодня, иначе она решит, что я просто капризная звездулька, такая же как все. А я не как все. Я бросил взгляд на Тома. Он сидел на другом конце сиденья в той же позе и тоже смотрел в окно. Голова его двигалась в такт музыки, разрывающей наушники, а пальцы отстукивали незамысловатый ритм по коленке. Он тоже был задумчив. В последнее время он слишком часто думал и слишком много молчал…
Я снова отвернулся. Мы ехали на интервью, самое обычное интервью. Интервью, каких у нас бывает сотни.. И не было более того ощущения ожидания внутри, не было того тремоло, какое испытываешь вначале пути. А только очередное интервью, еще одна галочка в списке дел на сегодня. Одни и те же вопросы и одни и те же ответы, старательно оговоренные нашими продюсерами. И снова я улыбнусь и в миллионный раз скажу не правду. Я никогда не читаю наши интервью, просто потому что добрая половина того, что в них написано – ложь. Я лжец. Том лжец. Здесь все лгут. Это бизнес. Нечто сладко-манящее снаружи и зловонно-смердящее изнутри. И все мы варимся в одном котле, в котором сдыхает совесть и мораль, а остается лишь выгода. И это было наше заветное желание. Мы сами так захотели… И теперь мне странно, что я вдруг об этом задумался.
Автомобиль резко затормозил – приехали. Мой каприз был выполнен идеально – мы остановились у небольшого ресторана, вокруг не было ни одной посторонней машины. Пусто и тихо. Я жду. Саки открывает передо мной дверь и тут же раскрывает огромный черный зонт. Вылазию из машины и спешу встать под его защиту, дабы не намокнуть. Том мешкает.
-Эй!
Он нехотя бросает плеер на сиденье и тоже вылазиет, становясь рядом. А дальше все как всегда. Я совершаю каждое движение, даже не задумываясь о нем, мои ноги двигаются сами, а голова при этом отключена. Мы идем ко входу, каждое мое движение медленное и тягучее, я выполнял это уже миллиарды раз. И я знаю, что рядом идет Том, и идут он быстрее меня, отчего становится неудобно Саки, который несет над нами зонт. И я знаю, что сейчас на лбу секьюрити появляется поперечная морщина, и он хмурится от того, что ему неудобно. Том сейчас встанет под навес крыльца, стряхнет с себя воду, Саки закроет зонт, и мы войдем. Я видел это миллиарды раз. Том остановился под навесом, стряхнул с козырька кепки крупные капли и выжидательно посмотрел на нас. Саки закрыл зонт и дернул тяжелую дверь за ручку.
Внутри было абсолютно пусто, только фотограф суетился, настраивая камеру. Журналистка сидела за столиком.
-Все, приехали, - проговорила она в телефон и захлопнула его, вставая в знак приветствия.
-Мы немного опоздали… - я протянул ей руку.
Она пожала ее, и на моей ладони осталось ощущение, что я все еще держу что-то гладкое и прохладное.
-Садитесь, - она указала за столик.
Мы по привычке развалились так, как нам было удобно.
-Итак…
Она отодвинула чашку кофе, источающую аромат домашней кухни и извлекла из сумки стопку каких-то бумаг и диктофон.
-Ну и конечно, всех интересует вопрос. А есть ли девушка?
Я с трудом сдержался от того, чтобы поморщиться. Девушка! Этот вопрос слетал с губ каждого интервьюера и был затерт до дыр. От него разило пошлостью и банальностью.
-Эм… - начал я, - нет, сейчас я одинок, девушки у меня нет. И мне, конечно, хочется, чтобы она была.
Я сделал паузу, проверяя, достаточно ли убедительны мои причитания о любви.
-Но, знаете, - продолжил я, -  мне бы хотелось, чтобы это была настоящая любовь, чтобы это были крепкие чувства…
Нина лишь кивала, по выражению лица сложно было понять, о чем в действительности она думает.
-Том?
Том выпрямился и выдал крепко заученную фразу, демонстрируя всем своим внешним видом, что этот вопрос самая опосредованная и тривиальная вещь, какую нам приходилось выслушивать.
-Я одинок. Но я не горю желанием связывать себя отношениями. Связь на ночь? Пожалуйста! Не вижу в этом ничего страшного, но для отношений я, пожалуй, не готов.
Вот так. Я всегда говорил о любви, потому что всем хотелось моей любви. От Тома же ждали и желали другого. И жажда нашими многочисленными поклонницами именно его тела заставляла его говорить о сексе.

Так, вот прода, правда не очень большая.

На миг мне показалось, что губы Нины чуть дрогнули в усмешке. Но это длилось лишь какой-то миг. Однако при этом меня не оставляло ощущение, что она знает, что мы не совсем искренни в наших ответах.
-А как насчет отношений с фанатками? Смогли бы вы встречаться со своей поклонницей? – она говорила, чуть прищурившись, и в ее глазах сверкала хитрость.
Я вздохнул и нервно начал постукивать ногой по полу.
-Даа, конечно! Это было бы замечательно! Мне было бы очень приятно, если бы девушка слушала нас и могла отозваться о нашем творчестве.
Вот так! Одной лишь своей фразой я только что дал миллионам девиц надежду. Это ведь так просто: я им надежду, они нам – популярность. Честный бартер!
Хотя это была моя очередная правдивая ложь. Никогда я не смогу полюбить и быть с той, которая будет потакать мне и позволять делать с собой все, что мне сблагорассудится, ибо лишь сумасшедший может вверить свою жизнь той, для кого он единственный объект бесконечного, безграничного обожания и восхваления. А я еще трезв рассудком!
-Том, а ты что скажешь?
-Я?..
Она всеми силами пыталась вынудить нас сказать то, чего мы не должны говорить, сбивая с четкого пути, намеченного нашими продюсерами. Я видел ее намерения так же ясно и четко, как если бы они лежали передо мной на столе!
Том подался вперед, приблизившись к Нине почти вплотную. Настолько близко, что от его дыхания  трепетали тонкие прядки волос, выбившиеся из ее прически. Закрыв рукой динамик диктофона, он тихо проговорил:
-Этого вопроса нет в списке!
Казалось, Нина сейчас разразится громким смехом. Она, ничуть не смутившись, придвинулась к Тому, еще сильнее сократив расстояние между их лицами, и, слегка улыбнувшись, скинула его руку с диктофона.
-И все-таки, Том? Как насчет отношений с поклонницами?
-Отлично! Я периодически трахаю кого-нибудь из них! Они очень покорны! – произнеся это, его губы передернула улыбка, надменная и пышущая самодовольством. Плохая улыбка, которая, однако, делало его красивое лицо еще более красивым. Если бы хоть одна из его поклонниц увидела эту улыбку и услышала этот тон, она навсегда забыла бы образ милого и веселого Тома!
Я едва не схватился за голову. И не потому что то, что он сказал не должно было сходить с его губ никогда и не при каких обстоятельствах. Потому что он поддался на ее провокацию. Сам великий провокатор – и проявление такой слабости!
-Отлично, спасибо! – Нина спешно смахнула диктофон в сумочку.
Она была невероятно довольна собой – она сделала то, что ей было нужно. В ее лице я натыкался на насмешку, почему то задевающую мое самолюбие. Я смотрел в ее глаза и падал в их черноту, ощущая с новой и новой силой, что мы лжем, лжем, лжем!
Нина встала и уже собиралась заплатить за свой кофе, но Том жестом остановил ее.
-Я думаю, я заплачу, - буркнул он.
-Мило, - бросила она, слегка улыбнувшись едкой улыбкой, и туго завязала свой черный плащик, - приятно было поговорить! Пилотный номер издания вам пришлют!
И она ушла, легко и грациозно неся себя на своих маленьких стройных ножках. Ушла и оставила нас сидеть в этом ресторане с каким-то досадным ощущением проигрыша внутри. Мне казалось, наша ложь настолько тонка, что почти не уловима и лишь мы знаем о ее существовании. Но эта Нина бессовестно отобрала у нас это знание, рассеяв его по ветру, показав, что она то знает не меньше. И теперь я сидел здесь, в пустом ресторане, будто бы абсолютно раздетый.
Том смотрел в окно вслед шуршащей по мокрой дороге машине.
-Знаешь, - наконец произнес он, - есть в ней нечто… нечто необычное.
Он медленно шевелил серьгу языком, концентрируя цепкий взгляд блестящих глаз где-то в пространстве. Я знал, что когда он так делал, мысли его расползались и текли в ненужную сторону. Так было и сейчас. Опомнившись, он, пошарив в кармане, извлек купюру в пятьдесят евро, небрежно бросил на стол и встал.
-Пошли! – он кивком указал на дверь.
Я застегнул куртку и пошел вслед за ним.
-Знаешь, - не поворачивая головы, как бы между прочим, бросил он, - я бы ее трахнул!
-Не сомневаюсь… - тихо протянул я, улыбаясь тому, что снова угадал ход мыслей брата. Честно… Я бы наверное тоже. Я не осмелился сказать это вслух, но при этой мысли, мое нутро шевельнулось.

…Влажные губы касались моего разгоряченного тела. Горячее, сбивчивое дыхание врывалось мне в лицо, оставляло жгучие полосы на шее и плечах. Я почувствовал, как ногти провели по моей напряженной спине, очертив четыре красные горячие линии. Поцелуи, страстные, жадные, терзали каждую клетку моей плоти, наполняя все мое естество возбуждением. «Том!» - выдыхает над моим ухом голос, покрытый безумной и страстной хрипотцой. Да! Еще, давай еще! Коленка касается моей промежности, и я, закинув голову, крепко сжимаю тонкие запястья, выбивая из этих пухлых розовых губ тихий стон. Стройное, миниатюрное тело, извиваясь, прижимается ко мне все сильнее и сильнее. «Том! Томми!». Дьявол, как это сладко! «Том! Тоом!»
-ТОМ!
Я чувствую толчок и резко открываю глаза.
-Приехали, - говорит Билл. Голос его спокоен, но глаза наполнены хитрой насмешкой.
-Ага…
Стоило мне сесть в машину, как я моментально ощутил тяжесть во всем теле. Я не мог долго этому сопротивляться, в обмен на мою покорность, сонливость подарила мне сладкие картинки. Я до сих пор не мог избавиться от этого жаркого сонного марева, которое меня охватывало, и тряс головой, стараясь сбросить с себя остатки возбуждения, терзающие не только мои мысли, но и тело.
Билл уже стоял на улице, докуривая сигарету. Я посмотрел в окно. Мы стояли на парковке «Юниверсал». Все мое существо восставало против того, чтобы идти туда, но здесь мои личные желания никого не волновали. Мы делаем деньги! Я нехотя вылез на улицу.
-Не думал, что простое интервью так тебя впечатлит! – хихикнул Билл, когда мы шагали по коридору студии.
Заткнись! Можно подумать, тебя не впечатлило!
-Я просто заснул, - зачем то пояснил я, хотя в этом не было нужды. Билл видел, что я заснул, более того, он даже видел, что мне снилось!
-Ну да, да… - язвительно кивнул он.
-Иди уже! – я подтолкнул его вперед, злясь на самого себя.
Дверь конференц-зала была наглухо закрыта. Это могло значить только то, что мы не вовремя. Билла это не смутило нисколько, он дернул ручку и вошел. Я вошел следом.
В зале воцарилось молчание.

Несколько пар глаз разом вцепились в нас, окатывая строгостью презрения. Билл невозмутимо проследовал к своему месту, ногой отодвинув мягкое кресло, и сел, по-женски закинув ногу на ногу. Я сел рядом.
-Опоздали, - констатировал Рот, демонстративно глядя на часы, - опять опоздали!
Мне сделалось смешно от его напыщенности. Этот дурак действительно считал, что он имеет исключительную ценность и власть. Но ни того, ни другого у бедолаги Дэйва не было.
В зале по прежнему стояло молчание – от нас ждали объяснений.
-Ну, и какова причина? – наконец спросил Дэвид, понимая, что мы и не думали оправдываться, - или вы двое действительно считаете, что в праве делать то, что вы хотите?!
Его слова дразнили мое и без того едва дремлющее раздражение. Он не смел отчитывать нас как мальчишек!
-Послушай, Дэвид! – начал я, пожалуй, даже слишком громко. Я чувствовал себя выжатым, отчего мне хотелось поорать на него, предъявить ему все свои претензии, которые я копил уже не одну неделю, которые собирались в моей голове в один мутный водоворот и вот сейчас настала финальная точка, и мне захотелось выбросить это все на него! Какого черта нас таскают по каким-то непонятным вечеринкам? Какого черта я не сплю уже несколько дней? Какого черта они подсылают какую-то развязную журналистку? И какого черта они смеют нас отчитывать?!
Дэвид чуть поддернул бровь, но в остальном ни один мускул его моложавого лица не дрогнул.
-Слушаю, Том, - вкрадчиво произнес он. Лучше бы он заорал на меня в ответ!
Я бросил взгляд на Билла, он сидел, молча рассматривая маникюр. Невозмутимый. Спокойный. Не нервный. Я мысленно сделал глубокий вдох и приложил усилие, чтобы стать хоть вполовину таким же уравновешенным.
-Ну так что, Том? – иногда мне казалось, что Дэвиду нравилось, как я выхожу из себя, медленно вскипаю, а потом разрываюсь криком, обнажая все свои пульсирующие нервы.
-Может, ты хочешь поведать мне, почему всем пришлось вас ждать? Или, может, вы снова что-то выкинули, и теперь вам будет за что оправдаться, м?
Неужели эта газетная дрянь позвонила и нажаловалась, что я вел себя не подобающим образом?! Стерва!
-Слушайте, вы ни хрена не делаете свою работу! Вас всего-то просили оговорить с этой писакой список наших вопросов! – бросил я. И внутри что-то исчезло, доставив облегчение.
-Что? – у Дэвида вытянулось лицо: я зашел слишком далеко в своих претензиях, - ты…
-Дэвид, - Билл оборвал его, не дав ему излиться негодованием в мой адрес, - мы просто констатируем, что нам задавали какие-то совершенно дурацкие вопросы!
Спокойно. Тихо. Только если говорить тихо, тебя будут слушать. Я всегда забывал об этом.
-Алекс! – Дэвид резко повернулся к менеджеру. Это была его работа – обсудить все до мелочей. Если мы заявляем, что что-то пошло не так, значит он не справился.
Водянистые глазки Алекса забегали по лицу, он вжался в спинку кресла, ища в ней спасения.
-Мы обо всем договаривались, - промямлил он. Вся его бравада, которую он обычно демонстрировал группе, улетучивалась, когда он говорил с боссом.
Сейчас это начинало походить на балаган. Все разом оживились, по залу поползли сотни каких-то шорохов, шепотков, медленно переходящих в громкую резкую речь, споры, какие-то бесплодные дискуссии. Они уже и забыли, с чего все началось.
-Хватит!
Все разом повернули головы. Питер сидел во главе стола, скрестив свои пухлые пальцы, и смотрел на все происходящее глазами хозяина. Некоторые еще продолжали о чем-то спорить, но под его тяжелым взглядом вскоре успокоились и они.
-Хватит! – уже тише повторил он.
И все послушались. Он – беспрекословный босс! Он взирает на окружающих, как на своих ручных обезьянок. А мы вчетвером его любимые экземпляры. Самые доходные. Золотое дно. И вот он смотрит на нас с легким презрением и усмешкой в глазах. А я смотрю на него и поражаюсь, как этот человек мог предстать пред нами нашей доброй феей и показать, как нам казалось, все прелести жизни. А он безупречно грамотен и умен. Поэтому он – беспрекословный босс.
-Сегодня все здесь, если вы помните, - с нажимом сказал он, - мы здесь, чтобы обсудить более важные вещи! В частности альбом.
Билл, лицо которого все это время было покрыто неприкрытой скукой, выпрямился. Он с вызовом смотрел на Питера, всем своим видом заявляя «Давай, что бы ты не говорил, я все равно прав!».
…Впервые за это время я услышал то, что меня интересует. «Альбом» - и я весь обратился в слух. Всего одно это слово привлекало мое внимание сильнее, чем все остальное, о чем тут шептались или говорили громко и прямо. «Альбом» - и мои нервы вытянулись в тонкую тугую струну, мне казалось, я даже слышу ее звон и чувствую, как она вздрагивает у меня внутри. Я весь обратился в чувства, впиваясь глазами в Питера, безотрывно следя за каждым его движением. Мне казалось, что один его резкий жест, и мое нутро взорвется от напряжения.
Питер копался в бумагах – что-то искал, сдвинув брови.
-Вот… - пробормотал он себе под нос, извлекая из стопки самый обычный тетрадный лист.
Мне казалось, что мы с ним в вакууме. Вокруг нет никого, здесь только мы, нас связывают миллионы раскаленных добела атомов, летающих с невероятной скоростью от одного к другому. Он поднял на меня глаза. Мельчайшие частицы взорвались, разлетаясь по залу и отскакивая от глухих стен. Мы вдвоем. Все остальное – лишь смазанный кадр. Я смотрю на Питера. Говори! Ну говори же!
-Что это? – наконец произносит он, встряхивая беспомощным листком.
Я молчу. Я знаю, что это. Он тоже знает. Но я молчу. Он протягивает его мне. Я беру его, глядя на него почти любовно. Я знаю, что это.
Мой листок. Испещренный замятинами, испачканный карандашом, несущий в себе мои мысли через мой круглый, местами неровный почерк. Это моя песня. Я опускаю в нее глаза и читаю, хотя мог бы этого не делать. Я знаю ее наизусть. Каждое слово, каждую строчку я повторял как минимум тысячу раз. Я знаю ее. Но я читаю. Перечитываю снова.
-Это песня, - наконец говорю я, не поднимая головы.
-Что это? – лицо Питера делается брезгливо-удивленным.
-Песня! – громко и четко повторяю я.
Злость и раздражение начинают брать верх над моим благоразумием, и я медленно становлюсь таким же как Том в моменты его гневных вспышек. Мне хочется крикнуть на Питера, может так он лучше поймет.
-Билл, сколько можно это обсуждать? – устало проговорил он. Он говорил со мной словно с маленьким докучливым ребенком. Это раздражало меня еще сильнее.
-О чем это? – фыркнул он.
Ты идиот! Ты тупой идиот! Мне хотелось вдолбить в его голову то, что я никак не мог донести до его сознания уже почти месяц. Я подскочил с кресла, толкнув его так, что оно откатилось далеко к окну. Питер удивленно смотрел на меня, мне даже показалось, что я увидел испуг в этих хитрых глазах.
-Сядь!
Но я не сел. Мое тело само подорвалось со стула, я готов был бросаться на защиту своего творения, себя самого снова и снова. Питер глянул в сторону Тома, отдавая молчаливый приказ остановить меня и заставить сесть на место. Но Том лишь отъехал в сторону, освобождая проход.
-Читай! – я сунул лист Питеру в лицо, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
-Я читал.
-Еще читай!!! При мне! – мне хотелось сделать ему больно, сделать ему неприятно, чтобы он наконец закончил издеваться надо мной.
Он нехотя опустил глаза и стал читать.
-Ну? – всем своим видом он старался продемонстрировать мне, насколько ему это не нравится, - Билл, когда ты поймешь, что мы делаем массовый продукт?! Откуда тебе в голову лезут все эти бредовые мысли, которые пишешь? Кто это, по-твоему, должен слушать?
Меня сейчас вырвет. Я никогда не пойму, что мы делаем массовый продукт! Никогда!
Я подошел к огромному окну, рывком открыв жалюзи. Все тут же начали щуриться и с недовольным бормотанием прятаться от света, отъезжая в креслах подальше. А я подошел ближе, ткнувшись лбом в прогретое стекло, которое быстро затуманилось от моего дыхания. За этим окном всегда был потрясающий вид – весь Берлин как на ладони.
-Иди сюда, Питер, - позвал я. Он не спешил подходить, очевидно думая, что я намерен выбросить его в это огромное окно.
Я резко обернулся, схватив его за рукав дорогого свитера и потянув к себе.
-Смотри, Питер! Красиво, а? Ты ведь не слепой, видишь все это!
Но он был слепой. Он не видел того, что выдел в этом окне я. Он бывал здесь тысячи раз, но никогда не смотрел в окно.
-Ну допустим красиво, - проворчал он.
-А теперь смотри внимательнее! Видишь людей? И у каждого своя судьба! Вон ее, может, домогается ее начальник. А вон тот парень собирается пойти и бросится под поезд, кто знает. А вон, женщина, может она с трудом сводит концы с концами!
Я слышал, как в запале мой голос становился все громче и громче.
-А вон там, - я ткнул пальцем на запад, - а там Рейхстаг! И там сидят те, на кого они все, все эти люди работают! Горбатятся и умирают! А они там сидят и говорят о какой-то патриотической любви, тыкая всем в нос чертовым немецким три-колором!
Я выдохнул, высвободившись наконец от мыслей, которые тугим обручем стягивали мою голову. Я сказал! Я выплюнул эти слова в воздух, и они повисли в звенящей тишине зала.
-Вот о чем песня, - тихо проговорил я, глядя в глаза продюсеру.
В зале стояла густая тишина. Замолчали все. И все смотрели на меня. Но меня это волновало меньше всего. Как истово верующий, одержимый своей идеей не готов отказаться от нее ни под страхом наказания, ни под страхом смерти, и уж тем более ни под страхом презрения, так и я не готов был выбросить свои мысли вон из уставшей головы. Все смотрели на меня. Все смотрели на сумасшедшего. Один Том смотрел в окно.
В глазах Питера я видел раздраженный испуг. Он стоял на расстоянии вытянутой руки. Он был ниже меня, старше меня. Я смотрел в его лицо. Ты уже старик, Питер. У тебя остались считанные годы, чтобы заработать то, что ты еще не заработал. А я еще молод. У меня впереди целая жизнь. Полная жизнь!
Вдруг губы его дернула усмешка.
-Билл, - мне не нравился его тон, - ты действительно считаешь, что ты можешь что-то говорить о той жизни, которой ты не знаешь сам? Ты, богатенький Буратинка, можешь учить этой жизни еще кого-то? Ты так думаешь?!
С его слов капала горькая желчь. Меня словно схватили и рывком вернули сюда, в этот душный зал, пропитанный вонью бизнеса, и я резко приземлился на его холодный мраморный пол. Нет! Мне хотелось заткнуть уши и замотать головой. Да нет же! Я отчаянно желал, чтобы он замолчал.
-Кто станет слушать проповеди накрашенного пацана, который носит куртку «Гуччи»? – он насмешливо дернул меня за лацкан куртки, - уймись и занимайся тем, чем должен!
Я был опустошен. Словно меня били. Я отказывался слышать его слова. Меня тошнило и мне хотелось блевать.
-Иди, сядь, Билл! – громко приказал Питер. Я не шелохнулся. Я стоял напротив своего окна, через которое я смотрел на жизнь, глядя на свой смятый листок. Я не слышал приказа.
-Билл! – Питер схватил меня за плечи, и я почувствовал минутную боль под его руками, а потом неприятную пульсацию. Он встряхнув меня, словно безвольную куклу, развернул к месту, и, ткнув мне в спину ладонью, задал направление.
Я успел увидеть только его глаза. Он смотрел, как смотрит дикий зверь, охраняющий добычу. Каждый мускул его лица был напряжен. Он смотрел так, словно готов был оторвать кусок плоти от Питера. Сумасшествие рвалось наружу, бешенная злоба искрила в глазах.
Я понял, что он сделал только после того, как он это сделал. Рывком отбросив кресло, Том шумно встал, подгоняемый звериной ненавистью. «Не осмелится» - мелькнуло в голове. «Том, стой!..». Но было поздно. С несвойственной ему легкостью и точностью он бросился на Питера, извергаясь руганью и проклятьями.
-Том! – испуганно вскрикнул я. Мне хотелось оттащить его, защитить его от последствий, вина хлестала меня по щекам: он заступился за меня.
Моя помощь была уже не нужна. Охрана, ввалившаяся в зал, оттащила барахтающегося, раскрасневшегося брата от продюсера.
-Вон отсюда, -фыркая и отплевываясь, жадно ловя воздух, прошептал Питер, - ОБА ВОН ОТСЮДА!!!

…-Все, хватит! Хватит, Том! – Тоби, мой охранник, хватал меня за плечи, отчаянно стараясь успокоить.
Я почти не слышал его слов, мои уши заполнял шум, кровь бухала в висках, я ощущал, как горит голова. Этот сукин сын едва не сделал больно Биллу! Он причинил боль моему брату!!! А я причинил боль ему. Я всем своим естеством ощущал, как во мне проснулся зверь, дикий и полный злобной ярости от собственного бессилия. Я не жалел о своем поступке и ни на йоту не сомневался, что Питер заслужил. Он издевался над Биллом. Он медленно, словно тупым ножом ковырял его душу, причиняя адскую боль. Никто не смел причинять боль Биллу. Я бросил на него взгляд. Он шел совсем рядом, решительно устремив глаза в пустоту. Губы брата были сомкнуты настолько плотно, что побелели.
Нас завели в пустой просторный кабинет, сплошь заставленный дорогой массивной мебелью и плотно закрыли дверь. Я наконец осмелился прервать низко нависшую тишину.
-Билл? Ты как?
Билл остановился посреди комнаты с тем же выражением бессильной и беспомощной злобы и обиды на лице, с каким он шел сюда.
-Билл… - снова позвал я.
-В каждое слово, что я написал я вкладывал себя… Я выстрадал каждую строчку… Я создавал свой мир, я собирал эти песне по крупицам, отдаваясь своему делу весь до конца! – он говорил монотонно, словно повторял давно изученный и множество раз уже повторенный текст.
-Я знаю…
-Я положил на это дело свое здоровье. Я поэт, черт побери! Я все вижу, я не слепой! Почему я должен писать то, что мне сказал писать какой-то ублюдок?! Я не пустышка!!! – мысли путались в его голове, слова толкались, мешая друг другу, изливаясь единым потоком, он сорвался на крик. Он выхватывал из души самое больное, покрытое незаживающими ранами и выбрасывал наружу.  Уже даже я не мог разобрать эту мешанину звуков и выкриков, которые в отчаяние падали с его губ, периодически нарушаемые всхлипами.
-Каждая собака теперь считает, что Билл Каулитц пидорас, притом тупой. До чего я дошел?! И я даже не могу доказать обратного! – он очевидно сам не заметил, что ноги его подкосились, словно от удара, и он упал на колени.
-Я в тупике! Я ничего не могу! ВСЕ! Нет выхода! Выхода нет!
Судорожно повторяя нечто невнятное про тупик, он несколько раз с силой ударил лбом зеркало. Я больше не мог смотреть на эти самобичевания и попытался оттащить его и поднять на ноги.
-Хватит! Билл, я прошу тебя! – задыхаясь тихо повторял я. Давай, оставь это! Поднимайся! Я не мог смотреть на него. Мне казалось, что меня били, мои переживания словно оборачивались физической болью, когда я смотрел на своего младшего брата, извивающегося на холодном полу и бьющегося головой об стену, все глубже уходящего в отчаяние и не осознающего ничего, кроме слабости и безысходности.
-Отпусти меня! – он с силой дернул плечом, я поддался, - ты тоже думаешь, что я псих, да?!
-Нет… нет, Билл! – я снова постарался поймать его, но он отполз еще дальше.
Меня вдруг захлестнул страх. Я ведь с тобой, я всегда буду с тобой, даже если ты будешь не прав! Я почувствовал, как ладони медленно покрылись потом. Я так не думаю! Я поспешил вытереть их о штаны.
-Да! Потому что я не псих! Я не псих, не ПСИХ! – он ударил обоими кулаками по зеркалу с несвойственной его хрупкому телу силой. Осколки блестящим фонтаном разлетелись по полу.
-БИЛЛ! – я бросился к нему. На этот раз, как он не извивался и не кричал, я приложил всю силу, чтобы поднять его с пола и посадить в огромное кресло.
Он все еще задыхался, из-под гладких черных волос текла тоненькая струйка темной крови, руки все были покрыты осколками. Казалось, он этого не замечал, он смотрел мне в глаза, продолжая мысленно кричать. И я все слышал. Успокойся… Все будет хорошо…Ф

Ну, здесь свои недостатки)

Отредактировано Svitlana (2009-02-19 11:36:50)

Крис не заставил себя ждать. Телефонный звонок ворвался в мой номер, я снял трубку. «Да!»
-Скажи ему, что ты меня знаешь! – нервно бросил Крис своим нидерландским акцентом.
Портье отказывался впускать его ко мне. Я улыбнулся, отметив, что они тут отлично делают свою работу.
-Впустите его! – бросил я в трубку.
Через пару минут я услышал напористый стук. Открыв дверь, я долго смотрел на стоящего на пороге знакомого.
-Не впустишь? – улыбнулся он.
Я хохотнул и посторонился, давая ему проход. Крис присвистнул:
-Значит так живут у нас звезды?
-Заткнись и не прибедняйся!
Крис усмехнулся.
-Ну здравствуй что ли, Каулитц! – он обнял меня, прижав к своему крепкому телу и потрепав за плечи.
Я улыбнулся. Крис был всегда приветлив, меня просто поражала его любовь буквально ко всем. Он плюхнулся в кресло, закинув ноги на стеклянный кофейный столик. Я смотрел на него. За год он вообще не изменился. Ни время, ни работа, ни наркота были над ним не властны. Передо мной сидел все тот же крепкий блондин, типичный ариец, с белоснежной улыбкой и хитрыми зелеными глазами. Глазами, за приветливостью которых всегда плясал чертовский костер. Как ми положено придурку из Голландии, да еще и ди-джею, он был весь испещрен наколками. Его руки до самых последних фалангов пальцев покрывали мелкие узоры. У него даже на лице красовался некий замысловаты узор. Он полыхал здоровьем, несмотря на свой поганый образ жизни. Его глаза обшаривали меня так же, как мои его. Наконец он, скептически хмыкнув, насмешливо бросил:
-Билл, ты хоть что-нибудь жрешь? Или продюсер и это тебе запретил?
Я невольно бросил взгляд в зеркало. Штаны болтались на мне, с трудом придерживаемые ремнем, острые ключицы торчали над выпирающими ребрами. Я действительно сильно похудел за последние несколько месяцев.
-Это работа, - устало отозвался я.
-Честное слово, как будто из «Освенцима»!
Я  пожал плечами.
-Выпить хочешь?
Крис кивнул. Я пошарил в баре, найдя там не начатую бутылку «Бакарди» и пару стаканов.
-Что-то случилось, да? – спросил Крис, скрестив свои длинные худые пальцы, и поглядывая на меня исподлобья своими кошачьими цепкими глазами, пока я разливал алкоголь по стаканам, - Ты ведь не просто так меня позвал.
Я пожал плечами. Внутри вдруг что-то вздрогнуло и мне захотелось оставить все при себе.
-Да ладно, Билл, не дури! Ты хреново выглядишь, ты сидишь тут один, без телки, даже без брата, ты, в конце концов, зовешь меня! Выкладывай!
Я откинулся на спинку кресла, медленно потягивая «Бакарди». Крис видит все. Я ведь и вправду позвал его, потому что мне было от него кое-что нужно. Я смотрел на него, и в голове проносилась только мысль о том, что он счастлив. Он сам себе хозяин. Он, этот здоровый, вечно улыбающийся голландец. Я просто хочу отдохнуть. На меня просто слишком много свалилось. Просто я вспомнил Амстердам.
-Я устал, - наконец сказал я, - я на хрен за*бался уже!
Крис самодовольно кивнул.
-Я так и знал!
-Питер затрахал нам все мозги. Мы живем от звонка до звонка, от приказа до приказа. Мы живем в клетке.
-Да ну? – нарочито удивленно воскликнул Крис, - а я то всегда думал, что ты свободен!
Он кивком указал на мою татуировку на руке, безвольно лежащей на подлокотнике.
-Ну да… типа того, - пробормотал я.
Я набил эту наколку в один из таких же дней, в порыве такого же удушья и тесноты. Набил, ища в ней какую-то правду. Дурацкий аутотренинг. Самовнушение: «Я свободен»! Тщедушная попытка крикнуть что-то в знак протеста, которая немедленно, как и все остальное, была превращена в пиар-компанию. «Freiheit», мать вашу. Ну конечно!
-И что ты хочешь? – чуть прищурившись, поинтересовался Крис. Он просто хотел выудить из меня эти слова. Он знал, чего я от него хочу.
Я смотрел в одну точку. Да во мне даже сомнения уже не колыхались!
-Кокаин, - тихо сказал я.
-Что? – переспросил Крис, губы его дрогнули в усмешке.
-Кокс! Черт, Крис, я ведь знаю, что у тебя есть!
-Откуда? – Крис просто веселился, я знал это.
-Мать твою, да ты ведь конченый наркоман! – воскликнул я, - у тебя всегда что-то было!
Крис сверлил меня глазами, словно прикидывая, действительно ли мне это нужно. Он был замечателен тем, что никогда не задавал лишних вопросов, не заставлял искать на них ответы.
-Том знает? – наконец спросил он.
-Что? – я сглотнул. Зачем он вообще заговорил о Томе?!
-Он знает, что ты наркоман?
-Я не наркоман! – вспылил я. Я действительно не наркоман! Я просто устал! Одна доза не сделает из меня наркомана! Одна доза просто отведет меня от моей реальности на пару часов, а потом я вернусь обратно. Да это как анаболики! У тебя болит голова – ты принимаешь таблетку. У тебя болит живот – ты принимаешь таблетку. У тебя болит зуб – ты принимаешь таблетку. У тебя болит душа – ты тоже принимаешь таблетку. Вот и все! Ничего больше! Я не наркоман!
-Я другой вопрос задал. Так он знает или нет?
-Нет, - буркнул я.
Крис захохотал.
-Класс!
Он снял кроссовок и вытащил оттуда маленький самый обычный полиэтиленовый пакетик, набитый мукой.
-На, держи, - он бросил его передо мной на стол, - расслабляйся, мать твою!
Я сгреб пакетик подрагивающими пальцами и принялся сверлить глазами его содержимое.
-Только запомни, мне по х*р на тебя и твое здоровье, Билл. Но вот Тому, кажется, нет!
Внутри у меня что-то вздрогнуло. Неужели он, этот наркоман, пытается отговорить меня? Еще и надавливая на самое больное. Я раздраженно швырнул эту мысль в дальний угол своей и без того захламленной головы.
-И еще, конечно, мы с тобой друзья. Но если вдруг что…
Он поджал губы и покачал головой.
-Я тебя не знаю, - кивнул я. Я бы никогда не додумался проговориться, - сколько я тебе должен?
-Нисколько. Это мой тебе подарок на прошедшее совершеннолетие! Пускай «белая Фея» тебе поможет!
-Спасибо, - глухо отозвался я.
Я захлопнул за Крисом дверь и прижался к ней голой спиной. Черт! Черт, черт, черт! Я слегка ударил затылком о деревянную поверхность. Теперь, когда я держал в руках пакетик кокаина, я не знал, что мне с ним сделать. Я не знал точно, уверен я в своем первоначальном порыве или нет.
Я глянул на раскрытую тетрадь, валяющуюся на кровати и ждущую, пока я начну в ней писать. Писать на заказ. А что я собственно теряю? Это одна маленькая доза, один маленький трип, одно маленькое счастье. Да никто не узнает даже! И Том… Том тоже не узнает!
Пока сила убеждения крепко держала меня, я рванулся к столику, отодвинув бокалы, предательски подрагивающими пальцами дернул за края пакетика, сыпанув горсть белой муки на гладкое стекло. Ну, здравствуй! Я пошарил глазами по номеру, в поисках чего-нибудь плоского. Покопавшись в сумке, я извлек оттуда портмоне и достал кредитку. «Боже, как пафосно – делить дорожки кокса кредитной картой!» - мысленно усмехнулся я, одним росчерком разделяя порошок на ровные прямые части.
-Привет, - шепнул я, наклонившись совсем низко над столом, так, что крошки задрожали от моего дыхания.
Я лизнул карту, собирая с нее остатки порошка. Вкуса у него не было. Снова нагнувшись, я зажал наманикюренным пальцем одну ноздрю и с шумом потянул в себя наркотик, двигаясь по направлению дорожки. Я знал, как это делается. Я не раз видел, как это делал Крис. Это было предельно легко.
Твердые крошки попадали мне в нос, закручиваясь вихрем, и проходили дальше, дальше по дыхательным путям в горячую кровь. Я чувствовал, как сердце, словно огромный насос бухало в грудной клетке, качая кровь с невероятной скоростью. Мне казалось, оно сейчас просто разобьет грудную клетку и вырвется наружу. Я чувствовал, как кровь вскипала, покрываясь мелкими пузырьками, как неслись по вздувшимся венам эритроциты, толкаясь и мешая друг другу. Нос тут же засаднило, словно в него с силой ударили. Боль щекотала ноздри, уходила в носоглотку и там разрывалась, выпуская приятный жар. Мне показалось, что из носа у меня покатилась струйка крови, но ее не было.
Медленно разогнувшись, я глянул прямо перед собой. У меня не двигался не один мускул, набитое ватой тело покачнулось в кресле, и я упал, съехав по подлокотнику. Подняв голову, я обнаружил перед собой лицо. Оно пристально смотрело на меня гигантскими черными глазами, нос, испачканный белой краской, конвульсивно подергивался.
-Бл*дь! – заорал я, отмахиваясь от незнакомца, продолжавшего на меня смотреть, - бл*дь! Какого х*ра ты тут делаешь?! Пошел на х*й отсюда!!!
Я швырнул в него кроссовком, но он не подумал уйти.
-Сукин сын! – бросил я и отвернулся.
Я сидел на полу, глядя вокруг.
-П*здеец, - выдохнул я, - вот это приход!
По всему телу неслись сумасшедшие пульсации, кровь волнами врывалась в мой раскаленный до бела мозг, затем медленно отступала назад. Я не ощущал в голове ничего, кроме легкой пустоты, а в животе лишь воздушные шарики, щекотавшие меня изнутри. Не выдержав этого приятного щекотания, я расхохотался. Черт, как же ох*енно!
Глаза медленно закатились и я увидел мозг. Свой мозг, мягко пульсирующий и окутанный белой дымкой. А вокруг осел кокаин. Я снова захохотал.
И тут появилась она. Она пришла из окна, я клянусь! Просто шагнула с балкона и остановилась в проеме! Высокая, стройная и невероятно бледная! Ее пышную грудь стягивал белый кружевной бюстгальтер, на ней были едва заметные легкие трусики.
-Твою ж мать, - выдохнул я. Я почувствовал, как вся кровь со всего тела отхлынивает куда-то вниз. В животе у меня что-то встрепенулось и запульсировало.
У нее были огромные глаза. Гигантские светящиеся глаза и длинные черные ресницы. Но вся она была белая, как снег. И такая же гладкая. Ее пухлые губы медленно произнесли «Билл», это привело меня почти в экстаз.
-Еще раз, - тихо прошептал я.
-Билли, - легкой походкой, почти не касаясь пола босыми ногами, она приблизилась ко мне, опускаясь рядом со мной на пол.
-О, Боже, детка… - я почувствовал, как лоб покрылся испариной.
-Такой сладенький, - прошептала она мне в самое ухо, ее голос был до боли приятен и свеж. Такой же, как кокаин. Ее язык коснулся мочки уха, она медленно облизала мою шею, оставив тонкий белый след.
Мне казалось, я сейчас взорвусь, как я ее хотел. Прямо тут, прямо на полу, и не важно, кто она такая. Я схватил ее рукой за талию, резко опрокинув на пол, и навалился сверху. Ее глаза призывно блестели. Я, будучи больше не в состоянии себя сдержать, схватился руками за ремень, спешно освобождая себя от штанов, и впиваясь в ее губы с такой силой, что мне самому не хватало воздуха. Дышать было все труднее и труднее, все мое нутро пульсировало, я жадно укусил ее за губу.
-Ну давай, Билл! – надрывно простонал она.
Черт, как жарко! Я нащупал рукой бокал с недопитым «Бакарди».
-О да, детка, - я тряхнул головой, допивая содержимое стакана.
На какой-то миг меня рвануло вверх, подцепив все мои внутренности огромным рыболовным крючком. Я видел пол, абсолютно пустой пол перед тем, как снова упасть на него. Бл*дь! Все кишки скрутило тугим кольцом. В глазах блеснула чернота, взорвавшаяся сотней огней фейерверка. В горле что-то заскребло, желудок прыгал где-то в глотке. Еще секунда, и меня вырвало. Я выблевал все свои внутренности. Я не чувствовал пальцев на руках и ногах, меня окружала густая темень, а в горле что-то жгло.
-Аааа, - я что-то простонал, с силой хватаясь за кресло в попытке встать.
Последнее, что я ощутил – это боль удара о голый пол и новый приступ рвоты. А дальше тьма и тишина…