"Человек одинок всегда и никогда"
Она задумчиво взглянула на только что записанную строчку на идеально чистом листе бумаги. Помедлила, неуверенно занеся руку над записью, и перечеркнула, разочарованно вздохнув.
Она никогда не вела дневники, считая это по меньшей мере глупым. Зачем записывать что-то в теnрадях, запирать на несколько замков, прятать в самых глухих местах комнаты, "где точно никто не надёт", а потом трястись - а вдруг нашли. Дневники в интернете она же не понимала в корне, считая это всего лишь причудой современной молодёжи.
Самый надёжный тайник своих тайн - сам человек. И никак не иначе.
Ну, ведь так?
Зато она любила записывать цитаты. Казалось, за все эти годы она накопила их бесчётное количество.
А потом, ночами, заперевшись в кабинете, она иногда по памяти записывала эти самые цитаты, пытаясь разобраться в себе.
Что первым придёт в голову? Что ярче всего представляется?
И в последнее время почти всегда первая цитата - именно эта. Ремарк. Изредка Гюго, но всё чаще Ремарк.
И ей это подсознательно не нравилось. Она настороженно всматривалась в перечёркнутую фразу и отвернулась, поворачиваясь к монитору мерцающего в полумраке ноутбука.
Она медленно подняла взгляд, внимательно рассматривая лицо, изображённое на экране. Она знала, что он уже в сети. Она знала, что он за ней наблюдал минут пять, не больше.
Она молча смотрела на идеально вычерченное лицо, строгие правильные черты, воротник небрежно растёгнутой чёрной рубашки и нарочито небрежно расчёсанные волосы. На заднем плане маячил огрызок электронного фортепьяно, где-то там тикали старинные часы и был ещё виден угол массивного стола из какой-то странной порода дерева. Впрочем, в том она ничуть не разбиралась.
Наконец, он встряхнул головой. Красиво очерченных губ коснулась тёплая, какая-то манящая улбка.
"Как здесь, в первую встречу", - мелькнуло в голове.
Он, казалось, улыбался кому угодно, только не ей. Впрочем, что ей до этого? Она же... Её же она не притягивает?
- Доброй... ночи, мисс Шрёдер.
Голос, казалось, обволакивал. Наверное, это действие бессонной ночи, стремительного дня и просто сгустившихся сумерек. Она с интересом разглядывала его черты и думала, какой это, должно быть, великий человек. Даже через экран монитора от него шли волны какого-то магнетизма, силы, энергии. Лихорадочно блестящие шоколадные глаза и игриво сложенные губы.
- Здравствуйте, мистер Каулитц.
Пожалуй, вышло слишком сухо. Уголок губ разочарованно дёрнулся, но и только. Он не был удивлён. Она прекрасно знала, что он в курсе всего, что касалось его финансов. Он должен был знать. Должен.
- Мне Билл только о Вадуце и говорит, - широко улыбнулся финансист, сцепляя руки и опираясь на них. Эту привычку она отметил у него. Так часто делал и Билл. Но делал не так.
- Да? Что же?
Она не знала, как правильно начать разговор. Лишь внимательно изучала его черты лица, голос, интонацию, с которой он произносил каждое слово. Она впервые открыто и заинтересованно рассматривала дельца, пытаясь понять смысл его поступка. И не понимала. отчаянно не понимала.
Она впервые видела перед собой человека, а не клиента и холодного дельца. Он едва ли не впервые разжёг в ней к себе неподдельный интерес.
- О вашей природе, замке. Ну и о клипе, конечно.
- Ах, да, - торопливо растянула в улыбке губы девушка, - Завтра я передам на руки Биллу Каулитцу готовый экземпляр.
- Он очень хвалил Вашу работу. Особенно графику. От неё он в восторге...
- Ваш брат очень хорошо рисует, - заметила она.
- О да. Это его страсть...
Разговор прервался. Тишина непроизвольно давила. Он почему-то молчал, рассматривая её лицо, что её сковывало.
- Можно задать один вопрос? - серьёзно и уверенно произнесла она.
- Конечно.
Он широко заулыбался. Он прекрасно знал этот вопрос.
- Зачем вы перевели деньги на счёт моего отца?
Без обиняков, без предисловий. Спокойно, размеренно, без эмоций. Они не были присущи деловым разговорам. Всё чётко, ясно, разложено по полочкам. Иначе хаос.
Шоколадные глаза торжествующе блеснули.
- Я слышал, у вашего отца были проблемы с финансами. И решил помочь.
Всё предельно просто. Ну неужели не ясно?
- Вы же прекрасно знаете, что это не правилах финансистов. Тем более в создавшихся условиях, - спокойно продолжила она.
- Считайте, что я современный финансист, готовый помочь пострадавшему.
- Современный финансист? Вы понимаете, что мы не можем взять эти деньги?!
- Почему?
На лице изобразилось искренне удивление и недоумение. Этот цирк его забавлял, и он с интересом наблюдал за её реакцией. Признаться, он ожидал чего-то более фееричного, эмоционального, с гневными взглядами, упрёками и всем тем, что устраивала ему Каролина в прошлом ежедневно.
Каролина. Он неприязненно вздрогнул внутренне при вспоминании этого имени.
- Потому что мы не принимаем подачек!
Ну да, это было предсказуемо. Ну да, он уже обдумал вечность вариантов этой фразы в её исполнении. И да,в конце концов, он ждал в разговоре именно этой фразы.
И всё же. Это несколько другая вариация, нежели все те, что представлялись ему всё это время. Не было гордо вздёрнутой головы, не было переполненных недоумения взгляда. Была только спокойное осознавание факта и равнодушие в холодных синих глазах.
И, чёрт возьми, эта фраза его задела. Всего несколько слов заставили в душе чему-то перевернуться.
- Считайте, что это мой подарок, - снисходительно произнёс он, вкрадчиво улыбаясь. Он знал, что это улыбка обычно всегда довершала уговоры. ну, или почти всегда.
Впрочем, Беренис исключением из правил не стала, и заметно умерила пыл.
- Считайте? А что на самом деле?
Эта придирка к словам его забавляла и раздражала. Сводила скулы в ещё более широкой улыбке. Ну что такое? Ну неужели трудно просто взять и принять эти чёртовы триста тысяч?
Он помолчал, обдумывая ответ, пальцы нервно пробежали по столешнице.
- Я просто хочу помочь. Вам. Если хотите, эта наша с Биллом общая идея, - наконец произнёс он.
Она удивлённо подняла большие синие глаза. С Биллом? Так вот откуда он мог знать о проблемах. Конечно же, Билл разговорил и так слишком разговорчивую Клару, которая не преминула выложить ему всю информацию. Любопытно, что она ещё успела ему разболтать?
Он ждал сейчас идиотских вопросов, наподобие "Билл? А он здесь причём?" и так далее в этом духе...
- Спасибо.
Одно слово выбило почву из под ног. Губы даже на миг предательски дрогнули в удивлении, руки на секунду дрогнули.
Когда ему последний раз вот так вот говорили простое человеческое "спасибо". Ах, ну да. Вчера при расчёте с секретаршей он услышал какое-то блеяние из длинной речи и тоненькое лепетание перепуганной Маргариты. Когда-то до этого присылали длинное пафосное сообщение с благодарностью и боготворением, от которого несло фальшью за километр.
Интересно, это имя "Билл" так подействовало? Или она-таки решила не ломаться и принять деньги как дар божий? Признаться, он думал, что уговаривать он будет её раза в три дольше с всевозможными психологическими уловками. Честно говоря, такое её поведение приятно его удивило и ещё больше возвысило её в его глазах.
Губы растянулись в торжествующей улыбке. Вот и замечательно.
- Не стоит благодарности.
Пожалуй, это было даже пафосно как-то. Это его вообще сейчас не волновало.
Вообще, сегодня был день исключительный: на небе было ни облачка, погода была наишикарнейшая, работа во всю кипела, настроение неуклонно ползло вверх.
Билл обещал приехать в среду. Счастливо тараторил по телефону, сбиваясь и по нескольку раз повторяя слова. Обещал притащить кучу сувениров, от которых Томаса уже тошнило. Брат отовсюду привозил кошмарное количество сувенирчиков, фенечек, браслетиков и прочей мишуры, частично одаривая ими Томаса. Томас не терялся и передаривал это многочисленным в последнее время девушкам. Вон, одна висит у рабочего стола Маргариты. Уже как месяца три или четыре.
Жизнь прекрасна, не так ли?
Он честно понятия не имел, как сейчас заговорить. Что-то надломилось, что-то было не так, и он терялся.
- Ну, на чём мы остановились в прошлый раз? - нарочито весело произнесла она, придвигая к себе какие-то записи.
"Готовилась!" - торжествующе подумал Томас, скрывая улыбку.
- Кажется, мы успели разобрать только тональность до мажора... - неуверенно начал он. Только здесь он чувствовал себя каким-то школьником. Это его, конечно же, раздражало, но не в этом суть.
- Основные аккорды тональности разобрали?
Она прекрасно помнила, что они изучали,а что нет. Ей было любопытно проверить память самого Томаса.
- Тонику, субдоминанту и доминанту?
- Ну да, пока их, - небрежно произнесла она. Она снова обращала на него внимание лишь изредка.
- Кажется, да. По крайней мере, у меня в конспекте они есть, - спокойно произнёс он.
- Замечательно. Обращения изучали?
- Да.
- Тогда задание на закрепление.
Если бы он мог упасть со стула, он бы непременно упал. Что за детский сад? Какое задание на закрепление, чёрт возьми? Он, между прочим, хочет научиться играть на фортепьяно. Просто сесть и что-нибудь сыграть. Зачем ему вся эта мура, от которой ходила кругом голова? Даже финансы его так из себя не выводили!
Но он послушался. Всё же выучиться он хотел и, как человек взрослый и привыкший к неутомимой работе, тут же согласился на всё, что она ему скажет. В конце концов, она же учитель.
- В тональности C dur правой рукой в среднем регистре сыграть цепочку аккордов: тоника, секстаккорд четвёртой ступени, тоника. В левой - в нижнем регистре басы из основных тонов этих же аккордов. После чего играть обеими руками.
У него промелькнула мысль, что она это, конечно, на зло. Чтобы Томас испугался, высказал всё, что думает о музыке в целом и теоретике в частности и отвязался от неё. Губы дрогнули в усмешке. Только вот ему стало жуть как интересно. Чёрта с два он сейчас перестанет заниматься этим. Прогресс на лицо: второе занятие, а он уже начинает что-то бренчать на клавишах. Нет, ему это определённо нравится.
Однако от одних названий с непривычки рябило в глазах. Сознание панически строило догадки на будущее, выдавая бесконечные кривые партитур с устрашающими на вид пассажами. Впрочем, пока нотной грамотой они не занимались, и он вряд ли бы смог прочитать с листа даже самую банальненькую и коротенькую песенку. Благо, что хоть так, а не иначе.
Томас недоверчиво повернулся к клавиатуре инструмента. Октавы и регистры они изучили ещё на прошлом уроке. Осталось дело за малым - найти эту проклятую субдоминанту и доминанту. Ну и, желательно, ещё тонику.
- Смотрите, вы должны нажать до, ми и соль, - он резко обернулся, вглядываясь в монитор, где тонкие длинные пальцы осторожно коснулись клавиш, выхватив стройный звучный аккорд, - Тонический аккорд, как мы уже говорили, включает в себя первую, третью и пятую ступени.
Он поморщился. Математика.
Он снова взглянул на чёрно-белые клавиши, вычислил, где предположительно могли быть третья и пятая ступени и неуверенно нажав три клавиши. Электронное фортепьяно с готовностью отозвалось менее уверенным и звучным аккордом. Но уже хоть что-то.
В душе что-то свернулось клубком. О таком моменте стоило мечтать с пяти лет.
- Замечательно, - донеслось из-за спины. А теперь по тому же принципу постарайтесь без моей помощи найти субдоминанту.
Он на самом деле чувствовал себя малым ребёнком, сидящим на уроке. Ещё не хватало получать оценки.
Субдоминанта, кажется, была на четвёртой ступени. Он нашёл глазами пятую, просчитал четвёртую, шестую и первые ступени следующей октавы и снова неуверенно коснулся пальцами клавиш.
- Вы быстро учитесь.
А ради такой вот фразы стоило сегодня ночью сидеть у клавиатуры в тщетных поисках чего-то более или менее звучащего. Надо же. Ещё с месяц назад он был спал мёртвым сном.
Бессоница заразна.
- Это тонический аккорд фа мажора F dur, - уверенно произнесла девушка. - Запоминайте пока только название. Квинтовые круг мы же записывали? Выучите, пожалуйста, к следующему занятию.
Ему вспомнился квинтовый круг, который в конспекте был изображён бесконечной спиралью. Благо, что позже она его попросит выучить только до ми мажора. Работа заметно сократилась в разы.
Потом он таким же методом вычислил доминанту и получил информацию, что это - вторая тональность мажорного квинтового круга - соль мажор или G dur.
Ему уже чудилось, что к концу курса обучения они будут говорить исключительно на итальянском языке, который он знал из рук вон плохо. Точнее, он знал лишь несколько наименований темпов и оттенков звука, смутно помня их перевод.
Ещё час спустя он наблюдал перед собой ещё один конспект, испещрённый на первый взгляд странными терминами. Но мысль о музыке странно заставляло сердце биться, и он учил эти термины, как раньше в колледже, запираясь в кабинете и загораживаясь монитором компьютера. Шикарная ширма.
Она попрощалась с ним через полтора часа. Не так поспешно и холодно, как в первый раз. Но всё же в глазах стояло равнодушие ко всему. Это его не то, чтобы злило, но упорно не нравилось. Он обворожительно улыбался, изредка шутил, но находился на расстоянии. Мысли текли неспешно, настроение было хорошим и благодушным, как никогда. Только вот полтора часа как-то незаметно сократились до непонятного количества времени, приравниемого к минуте. И только потом он с изумлением обнаружил, что прошло действительно много времени. Как странно... Он был так увлечён, что не заметил.
- Думаю, послезавтра мы продолжим наши занятия.
Оставалось дожить до этого "послезавтра". А в эти послезавтра прилетает Билл и, конечно, выпытает, что Томас с ней занимается.
Вообще, Томас приврал, что брат только о Вадуце и говорит. Билл звонил с тех пор всего один раз и говорил исключительно о Беренис, расхваливая её так, что, казалось, идеальнее уже некуда. Томас напряжённо слушал, кивал головой, соглашался, но сам говорил мало, сверкая глазами. Вильгельм, словно ребёнок, восхищался всем: и её начитанностью, и её музыкальностью, и её сдержанностью, и её знанием в технологиях, и её работами - решительно всем. Минусов в девушке словно и не было. " У неё прекрасный вкус!" - уверенно говорил певец.
Правда, Томас с уверенностью мог сказать, что Билла она интересует как человек, а не как девушка, ибо Каулитц даже не заикнулся о красоте, глазах, губах и прочем. Впрочем, он вообще редко обращал на это качество в людях внимания.
Томасу этот разговор решительно не нравился. Имя Беренис витало в воздухе слишком часто, мысли о ней навещали всё настойчивее, и он тихо сходил с ума от одного упоминания. Её было слишком много. И это было самой настоящей катастрофой.
Он бы с удовольствием вышвырнул её из своей жизни в три счёта, прервав всякую возможную связь. Да, конечно, с удовольствием. Да только не мог.
Он слушал классическую музыку и неизменно в голове вставал её образ, он играл на фортепьяно или пытался что-то нажать - а в воспоминаниях уроки с ней. Он разговаривал с Биллом - а тот говорил исключительно о ней.
Всё сговорилось против него, и это его выводило из себя. Он метался, даже пару раз стирал с диска Романс Глиэра... Правда, потом всё равно восстанавливал и тихо ждал "послезавтра".
Он свято верил, что это наваждение пройдёт так же быстро, как и начиналось. Что, конечно же, пройдёт ещё месяц, от силы полтора, и он в ней разочаруется и пресечёт всякий контакт.
Его это пугало. Невероятно пугало. Его раздражали её равнодушные взгляды, его выводило из себя её поведение, её начитанность, её вечное "всезнайство", ибо о чём бы он с ней не говорил по поводу музыки, она говорила на это раз в пять больше.
И, чёрт возьми, его она интересовала. Конечно же, как человек. И никак не иначе.
Только вот бы дожить до этого "послезавтра".
Отредактировано Тиа (2009-12-12 10:42:31)