Берлин.
Сентябрь. 2009 год.
POV Bill.
[А кто я?]

*Remember the time. Michael Jackson
* Earth song. Michael Jackson

[size=12]-Билл! Билл, проснись!
Я распахнул глаза, отрывисто дыша, и привстал. Солнце скользнуло по холодному шелку черных простыней. В окно весело стучалась весна, прогоняя остатки зимнего тяжелого покрывала грусти. Город просыпался смехом подростков и спешащим гудкам иномарок на венах берлинских автострад. Я сжимал руками край подушки, все еще пытаясь отдышаться.
-Билли, солнышко? Все в порядке?
Марк прошептал что-то успокаивающее мне на ухо, коснувшись губами.  Мы живем вместе вот уже год. Я любил его, наверно. Любил длинные пряди светлых волос, заправленных  за  ухо. Пухлые, ярко-красноватого оттенка от постоянного покусывания, губы, длинные стройные ноги, острые коленки – все это стало мне родным. И мне было важно это: просыпаться под его ласковым взглядом. Я любил его, наверно. Он удивительно хорошо фотографировал. Но это не было его жизнью, главным увлечением. Но я любил пересматривать редкие кадры, сделанные им. Удивительно живые, удивительно настоящие. Кадры из его той – прошлой жизни. Вечерние мосты Сан-Франциско и утренний рассвет Парижа. Девушка, спрятавшая лицо ладонями, пытаясь вызвать дождь из глаз. Мужчина, сжавшийся под яростным взглядом пожилой женщина. Солнце в Рейне. Солнце в его руках.
Все началось с заботы, потом она переросла в привязанность, из нее – в уважение, из уважения – в сильную симпатию, из симпатии – во влюбленность. Из влюбленности в… любовь?
-Билл? Не молчи? Опять этот сон?
Этот сон преследовал меня вот уже целый год. Та авария стала роковой. Она сломала мне настоящее: ведь я забыл о прошлом. Думать об этом не хотелось. Я не помню, как произошла трагедия. Во сне только яркая вспышка и женский крик. Я не знаю, кто кричал… Не помню.
-Д-да…
-Билли, солнышко. Ты начинай, а я пойду на кухню. Ты будешь кофе?
-Кофе? Только горячий.
-Хорошо, малыш.
Невесомо коснувшись моей щеки пальцами, Марк вышел из комнаты, послав мне улыбку.
Я упал обратно в постель, потянувшись, и картинно зевнул. За стеной слышался грохот разбитой посуды, тихая ругань Марка. За окном громко завизжали тормоза. Я улыбнулся. Берлин просыпался. Я  свесил ноги с кровати, упираясь руками  о краешек. Ноги приятно тонули в  пушистом ковре, гармонирующем со светло-бежевой комнатой.  Не выдержав, я опять упал спиной на кровать, широко раскинув руки. Глаза рефлекторно закрылись.  Немного понежившись, я накинул халат на плечи, запахнув полы. Обнаружив тапки в другом конце комнаты, я отправился к большому зеркалу, готовясь к обычному утреннему «ритуалу». Я сел в кресло перед зеркалом, и распахнул халат. Глубоко вздохнув, я начал говорить.
-Меня зовут Билл Трюмпер. Мне девятнадцать лет. Я родился в Магдебурге, но сейчас живу в Берлине. Вся моя семья погибла в автокатастрофе год назад. До трагедии я учился в Университете Дизайна в Нью-Йорке. Сейчас я живу с Марком, и я очень счастлив. Я живу настоящей жизнью. И  не хочу вспоминать прошлое.
Я провел рукой по животу, касаясь глубокого шрама, и продолжил:
-На память остался только шрам. Но я не хочу вспоминать. Я счастлив.
Выдохнув, я откинулся на спинку белоснежного кресла, закинув ногу на ногу.
Моего плеча коснулась большая ладонь Марка. Он наклонился и  прошептал на ухо:
-Все будет хорошо, малыш…
Я накрыл его руку своей.
-Я знаю. Ты ведь рядом.
Невесомо поцеловав меня в плечо, Марк вышел из комнаты, зовя меня завтракать.
-Ты счастлив, Трюмпер. И не вздумай в этом сомневаться, - прошептал я, и, со вздохом, последовал за парнем.

Июль. 2008 год. Берлин.

[POV Author
-Хорошо, Марк.  Да… конечно. Я тоже. Когда? Замечательно. До встречи. И я.
Билл щелкнул на «отбой», кинув телефон рядом на сидение. Как же ему нравился этот Марк, черт возьми. Они познакомились совсем недавно, а он  так к нему привык. Он интересный, с ним есть о чем поговорить.
Билл бросил тоскливый взгляд на маму. Та что-то строчила в ноутбуке, прижимая телефон плечом к уху.
-Да, Девид. Хорошо. Да, я приеду. Я буду в офисе через полчаса.
Видимо, заметив взгляд сына, она дернула плечом в его сторону, все еще прижимая трубку.
Билл помахал головой, давая понять, что все в порядке, и посмотрел в окно.
У парня были каникулы, и он не преминул вырваться из душного Нью-Йорка в Берлин. Папа спешил на работу, мама, как видимо, тоже. Папа обернулся, и начал что-то объяснять маме, размахивая рукой, в то время как одной рукой придерживал руль.
Крик. Удар. Вспышка света. Стекло больно врезалось в щеку. Темнота.
POV Bill
Я открыл глаза уже в больнице. Кто-то держал меня за руку. Светловолосый мальчик с красивыми серыми глазами внимательно смотрел на меня, прижав мою ладонь к своим губам. Вокруг сновали люди в белых халатах, я хотел было что-то сказать, но рот закрывала кислородная маска. Я дернул рукой, но та оказалась крепко привязана, в вене была игла. Я испуганно огляделся. За спиной послышался низкий мужской голос:
-Ну как ты, Билл?
Я испуганно дернулся, не ожидая.
-Если ты неплохо чувствуешь себя, моргни один раз, если что-то болит – два. Хорошо?
Я широко распахнул глаза.
-Билл?
Внезапно я понял, что обращаются ко мне.
Я… Билл?
Второй рукой я сделал жест в сторону маски, прося ее снять. Рука в тонких медицинских перчатках, медленно сняла ее с меня.
Я открыл, было, рот, в голове выстроились в ряд сотни вопросов: где я? Что со мной? Что случилось? Кто этот парень рядом?
Но едва я открыл рот, вырвался всего один вопрос:
-Кто я?

Да,блин)
Опять ничего не получается)
Ну ничего)
Я все равно напишу xD
Спасибо)
Я пошла писать главу 2)

  Если он у меня быстренько не перерастет в мини, то все будет хорошо)

Я готовлюсь)
Все)Я ушел писАть)

Берлин.
Сентябрь. 2009 год.
POV Tom.
[Когда жизнь преподносит сюрпризы]

* ОСТ "Поцелуй сестры"

Писк противного будильника больно ударил по барабанным перепонкам. Я, не поворачиваясь, пытался рукой нашарить кнопку. Сделав пару неловких движений, будильник с характерным звуком упал на пол. Наступила долгожданная тишина.  Я удовлетворенно вжался носом в подушку.  Едва начав дремать, этот проклятый продукт человеческого прогресса запищал опять. Ничего не оставалось, как открыть глаза и, уставясь, в белый потолок, пробормотать пару ругательств. День начался явно не так, как хотелось бы. Весенний Берлин больно бил в глаза неуверенным солнцем и противным запахом влюбленности, уже начинавшим заполнять собой все окружающее пространство.
Влюбленность в самом широком смысле этого слова. Влюбленность в маленькую девочку, копающуюся в песочнице. В солнце, которое так ярко растекается по небу. В эту жизнь.
В свои двадцать один я имел достаточно денег, достаточно девушек и достаточно удовольствий. Телефон разрывался четким речитативом.
-Алло?
Воркующий голосок Эмили прозвучал отрезвляюще. Я приподнялся на кровати, и принялся рассматривать свои ногти.
-Привет, детка.
-Я разбудила тебя?
Ох, как же мне хотелось хотя бы ненадолго избавиться от этого ощущения брезгливости, которое я испытывал, слыша или видя ее. Но я до сих пор с ней? Почему? Привычка – страшное дело.
-Нет, нет. Ты на работе?
-Да, Томми. Ты придешь?
Она отвратительно пропела мое имя.
-Я скоро буду выезжать, уже почти собрался.
Я закрыл глаза, натягивая одеяло на плечи. Похолодало.
-Отлично. Я тебя жду. Целууууую.
Противное «уууу» продолжалось до тех пор, пока я не положил трубку.
Да, прямо, собран уже. Выхожу. Черт. А ведь вставать надо в самом деле.
Наверно, я не должен жаловаться на жизнь. Это не правильно. У меня хорошая работа, у меня свое любимое увлечение, у меня есть как-никак девушка, у меня есть хорошие и преданные друзья.  Я нашел свое право на жизнь. И я его заслужил, несомненно. С такими мыслями, я приподнялся, спустив ноги на пол. Солнце электрическим зарядом било по ладоням, замурлыкавший кот прыгнул на колени, телефон опять разрывался.  Я, обернувшись простыней, подошел к окну, широко его распахнув. Запах невесть откуда-то взявшейся сирени ласково обволакивал воздух, а я лишь глубоко вздохнул, придерживая рукой сползавшую простынь.  Я научился жить. Оставив окно открытым, я медленно проследовал на кухню. Рассыпанная на полу крупа говорила о том, что Казимир уже похозяйничал здесь. Он появился у меня давно. Я нашел его у себя на балконе, видимо, кот, просто спрыгнул с форточки выше этажом. Я думал о том, чтобы спросить у соседей, не теряли ли они свое животное, но пушистое создание так впилось когтями в мою руку, что у меня раз и навсегда отпало желание отдавать Казимира. Кличку я дал ему через пару дней, случайно наткнувшись на это имя в какой-то книге.
Мою ногу обвил пушистый хвост хитрого  Казимира, и я, ничуть не побеспокоившись, легко оттолкнул кота.  Тот яростно зашипел, а я ухмыльнулся.
-Будешь знать.
Мне показалось, или он понял?
Привстав на цыпочках, я дотянулся до банки растворимого кофе. Это, конечно, не кофе – суррогат.  Настоящее кофе – это когда чувствуешь горчинку на губах, приправляя ее сигаретным дымом.  Но на этот раз и так сойдет. Через полчаса я уже шарил по карманам широких джинс в поисках ключей от машины, стоя у подъезда дома. Через пару минут я похлопывал по рулю своего Cadillac ‘а, пристегивая ремень безопасности. Приоткрыв окно, я завел машину и выехал на магистраль. Дорога вилась змейкой. Рядом был слышен визг тормозящих перед светофором машин, ругань стоящих в пробке водителей. Из окна высовывались лохматые головы детей, на их губах играли восторженные улыбки, женщины, держа в руках зеркала, красили и без того ярко напомаженные губы. В общем, утром, когда все спешат на работу, Берлин был особенно по-сладковатому грязен пошлостью и равнодушием.

POV Tom.
Июль. 2008 год. Берлин.

«Сегодня в 11 утра на Эрихштрассе произошла авария. Легковой автомобиль столкнулся с заехавшим на встречную полосу грузовиком. Оказалось, водитель грузовика был пьян. Погибли трое человек, в том числе водитель грузовика и легковой машины, а также женщина. Молодой человек, находящийся в автомобиле, был доставлен в больницу с серьезными травмами. А теперь о новостях экономики…»
Я потянулся и переключил радиостанцию.
-Эрик! – я возмущенно воззрился на парня, сидящего за рулем.
-М?
Тот стряхивал пепел сигарет, опустив стекло. Он внимательно вглядывался в дорогу.
-Какого черта мы должны слушать новости?
-Чтобы знать, что происходит.
Он  говорил тоном врача, успокаивающего невменяемого больного. Я вздохнул. Играла музыка, кажется, джаз или блюз. А я уставился вперед, думая. Внезапно в голове вспышкой вспомнились слова диктора об аварии. Наверно, страшно было умирать в такой замечательно по-летнему теплый день. И что будет с этим парнем, когда он все узнает? Вот так и ломаются человеческие жизни. Да. Жаль. На этой мысли я блаженно откинулся на сидение, прикрыв глаза. Сейчас я ехал в Лейпциг, душный Берлин оставался за спиной, и только там, в чужой – не моей реальности - тихо плакал парень, громко разбивший свою жизнь.