Часть 2.
Глаза или глазки. Боль или ласка. «Прощай» или «здравствуй», все ради нас с тобой.
Испуганно срываешься с места, подбегаешь к краю крыши и, тяжело дыша, смотришь вниз. На мою, оборванную на вдохе, жизнь.
Тебе жалко меня, Билл?
Но слышен лишь тихий шепот:
-Дура…
Билл, дорогой, не бойся, умерло лишь мое тело. Мое ничтожное оскорбленное отражение в зеркале и твоя вечная подстилка. Хочешь ты этого, или нет, я все еще жива в твоем сердце. Пусть очень глубоко, совсем маленький уголок твоей души занят мной, но ты не захотел меня отпускать насовсем, подобрав красный Кулончик с холодного асфальта.
***
Так тихо, Билл, чувствуешь?
Ночь, номер в престижном отеле Гамбурга, бутылка виски на полу, ты, сидя на паркете, водишь кубиком льда по лицу, шее, рукам. Тебе жарко, твое тело горит. А в душе холодно. Странно, да? Не легче ли убить сразу обоих зайцев, имея покорную фанатку?
Похоже, что нет, раз уж ты этот вечер предпочел провести в одиночестве.
О чем ты думаешь? Что за мысли сейчас летают в твоей голове, Билл?..
Согнув одну ногу в колени, откидываешь голову на кресло, закрываешь глаза.
Черт возьми, Каулитц, как ты прекрасен… В этой позе – сама невинность…Жаль только, что я тебе больше никогда не составлю компанию.
Засыпаешь прямо на полу рядом с пустой бутылкой из-под виски. Длинные пальцы обмотаны серебряной цепочкой, на которой свисает Кулончик. Ты не отпускаешь его уже целый день… Что с тобой? Тебе он нравится? Или, может быть, что-то другое не отпускает его…
***
Гримерная. Пятнадцать минут до концерта на огромном стадионе Берлина. Сидишь перед зеркалом, не желая двигаться, утопаешь в мыслях. Макияж не наложен. Нет тех черных накрашенных дымчатых глаз, которые завораживают одним взглядом, приподнятой брови.
Почему ты сидишь, Билли? Концерт скоро начнется! Ты хочешь задержать фанатов!?
Безразлично теребишь в длинных пальцах черный карандаш, крутясь на стуле.
А помнишь, как я тебе делала макияж перед концертами? Сидя у тебя на коленках, проводила кисточкой по нежной коже твоего лица, черной кисточкой с тенями по векам… А ты покорно сидел, обнимая меня за талию и щекотя дыханием мою шею.
Трясешь головой, взъерошивая пальцами длинные волосы. Вижу, ты тоже это вспомнил…
Размышления прерывает твой брат. Дверь распахивается, и ты слышишь голос:
-Идиот, ты чего сидишь!? Начало уже через семь минут! - подходит ближе, ты отворачиваешься, но Том все же замечает твое девственно-чистое лицо. – Ты еще даже не накрасился!? С ума сошел?
-Том, я надену очки сегодня… Я буду выступать в очках, ясно?
-С чего это? – Том приподнял удивленно бровь, надевая ремень от гитары на плечо.
-С того, - надеваешь большие солнцезащитные очки, небрежно кидаешь карандаш на стол, встаешь со стула. – Пошли, не нужно задерживаться. – Идешь к двери, чувствуя на себе изумленный взгляд Тома. Ты ничего не будешь ему объяснять, ты разберешься в себе сам. Вы вообще не разговариваете уже несколько дней… С той ночи, как…
-Билл…
Оборачиваешься, пронизываешь своим взглядом брата насквозь. И, не отвечая, выходишь из комнатки.
Тебе не больно так обращаться с братом? Смотреть, как он ничего не понимает, наблюдать за его растущим изумлением…
Видимо – нет.
***
Монотонно исполняешь песни одну за одной, изредка вставляя между ними комментарии. В тексты, заученные наизусть и уже слегка наскучившие, ты уже не вкладываешь всей своей души. Только непонятно, чем… Это что-то новое, что-то непонятное для тебя, что-то неразгаданное… Ты боишься этого, не понимая своих чувств.
Твое странное поведение не оставил без внимания и заботливый Густав, который зашел к тебе в номер вечером и спросил:
-Билл, что с тобой происходит?
Кидаешь безразличный взгляд на друга со словами:
-А что со мной происходит?
-Ты…какой-то не такой…не такой, как раньше.
-И в чем же это выражается? Я не понимаю тебя, – открываешь банку Ягуара, делаешь пару глотков и теперь уже с интересом смотришь на Густава.
-Сегодня ты…выступил неплохо… Но не так, как обычно.
-Что ты имеешь в виду?
-Ты не бегал, как заводной, по сцене… ты ни разу не подошел к Тому… Ты не звал девушек на сцену, чтобы спели с тобой… Ты не пускал слезу над своими песнями… Такое ощущение, что тебя подменили!
Густав, Вы чертовски проницательны, однако, я заметила то же самое!
Билл, и что же ты на это скажешь?
Тогда тишину пронзили совершенно странные слова, которые я никогда не ожидала от тебя услышать. Никто не ожидал.
-Густав. Я просто выполнил свою работу!
Билли, ты что, рехнулся!? Сколько раз ты твердил мне, что музыка – это твоя жизнь, группа – твое дыхание, а я – всего лишь вторая почка… Я тогда немного дулась на тебя, но это все равно продолжалось недолго, и ты знаешь, почему…
-Билл, я не ослышался? Ты ведь всегда говорил, что музыка и группа – это твоя жизнь! – Густав хлебнул Ягуара и облокотился на спинку кресла.
-Я же сказал, это моя работа! – вздыхая, швыряешь пустую банку из-под Ягуара на пол к двери. – А сейчас я хочу отдохнуть!
-Мы идем с ребятами сегодня в клуб. Ты пойдешь? – немного смущенно спрашивает Густ, но ты отрезаешь:
-Нет.
Тогда мимика Густава изменяется с сердито-заботливого на умоляюще-грустное.
-Слушай, Билл… Пойдем с нами, пожалуйста.. Ради Тома сделай вид, то с тобой все в порядке!
-Ради Тома? – вскидываешь вверх бровь.
-Он волнуется за тебя. Пойдем, а?
Недолгая пауза. Делаешь задумчивое лицо, хоть и думать ты не в состоянии.
-Ладно, идите вниз, я скоро спущусь.
Облегченно вздохнув, Густав стал с кресла со словами:
-Спасибо, что послушался. Давай, мы тебя ждем. – вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Тихо чертыхаясь, сбрасываешь с себя джинсы, открываешь чемодан в поисках чистых.
Ох уж этот Густи… он, словно знал, что я хочу сказать…так странно..
Билл, почему ты ругаешься? Ты не хочешь идти в клуб развлекаться с мажорными суками?
Уже одетый, стоишь перед зеркалом, водишь по векам кисточкой с черными тенями. Все же ты решил накраситься…
Я вижу, что ты не стараешься. Поспешно наносишь черную массу на веки резкими движениями, стряхивая осыпавшиеся тени со щек. Через пару минут ты уже глупо водишь ладонью по зеркалу. Дежавю какое-то… Всего неделю назад ты смотрел в это зеркало и наблюдал за моим грустным отражением… Я не хотела тебя отпускать в клуб, хотела побыть с тобой, а ты сказал, что это работа. А потом ты не вернулся в номер на ночь… Противно это вспоминать, но ты, кажется, сейчас вспомнил.
-Чёрт… - обхватываешь голову руками, по стенке сползаешь на пол, прижимаешь голову к коленям. В чем дело, Билл? Тебе нехорошо?
Тихий хриплый стон срывается с твоих губ, который продолжает настырное пиликание мобильного телефона.
-Да.
-Билл, ну ты идешь!?
-Да, все, спускаюсь.
Отбой. Шаг, еще шаг к зеркалу. Чертыхаясь, вытираешь осыпавшиеся тени с щек.
-Так… да, я эгоистичное мудло… Я всегда был таким, так что все в порядке… Фак…
Каулитц, ты начал разговаривать сам с собой? О чем ты вообще, я тебя не понимаю…
Выходишь из номера, спускаешься вниз в холл. Видишь брата, Густава и Георга, которые стоят кучкой и шепчутся. Затем все трое поднимают глаза на тебя и наигранно улыбаются. Они обсуждали тебя, Билли, и ты это прекрасно знаешь. Зато тебе похрен. Отвечаешь ребятам тем же сдавленным оскалом и говоришь:
-Ну что, куда идем сегодня?
Наивный Томми…. Улыбается так искренне, когда ты похуистично проходишь к двери, улыбаясь самому себе. Тебе нравится эта дурацкая показуха, тебя это забавляет. Что ж, посмотрим, что дальше будет.
